Адмирал Дубасов ушел, и тогда я рассказал Михаилу о заварухе, что в настоящий момент вызревает в Баку. А все потому, что там в одной точке сошлись голодная нищета рабочих; безудержная алчность нефтепромышленников, перегоняющих на прибыли живых людей, политические амбиции революционеров, а также патологическое тупоумие местных крупных чиновников, играющих со спичками возле взрывоопасного национального вопроса. Если бы я рассказал это же его старшему брату, Николай от меня бы просто отмахнулся, ведь всего полтора года назад он, не задумываясь, подписал закон о конфискации имущества Армянской апостольской церкви и закрытии армянских школ, пролоббированный кавказским генерал-губернатором Голициным. Тогда одним росчерком пера был нанесен жесточайший удар по лояльности армянского населения, которое прежде видело в Российской империи защитницу своих интересов перед лицом хищного и безжалостного Османского государства. И вот в один момент все перевернулось с точностью до наоборот.
Но Михаил, напротив, услышав мой рассказ, крайне встревожился. Ему совсем не хотелось начинать свое царствование с армяно-азербайджанской резни и жестокого классового конфликта, доставшихся в наследство от брата.
– Так что же теперь, Сергей Сергеевич, делать? – спросил он. – Бог с ними, с финнами – нечто подобное, как я понимаю, в Гельсингфорсе произошло бы при любой перемене царствования. Тамошняя, как у вас говорят, элита давно уже зажралась и, не особо скрываясь, мечтала о самостоятельном существовании или даже о возвращении в состав единокровной[1] им Швеции. При этом ничего подобного описанному вами Мы в Баку допустить не хотим, да и просто не имеем права.
– Первым делом, – сказал я, – необходимо отменить тот дурацкий закон, и с извинениями вернуть армянской церкви все у нее конфискованное. Затем нужно решительно со всей возможной поспешностью вскрыть уже созревший нарыв и вычистить его, не останавливаясь даже перед самыми радикальными средствами. Разумные требования рабочих следует удовлетворить, алчность промышленников ввести в рамки закона, который вам, Михаил, еще предстоит составить, а дураков-чиновников заменить на вменяемых администраторов, нацеленных на укрепление внутреннего мира в Империи, а не на разжигание свар. Политика «разделяй и властвуй» ущербна в самой своей основе; кстати, вы должны помнить, что сказано по этому поводу в Библии.
– Помню, Сергей Сергеевич, – с серьезным видом ответил Михаил, – царство, разделившееся внутри себя, не устоит.
– Вот именно, – сказал я, – именно поэтому в моем личном прошлом и в прошлом некоторой части моих офицеров не устояла Империя вашего брата Николая, рухнувшая под тяжестью внутренних проблем. Ведь даже неудачи на фронте, которые, казалось бы, и были причиной ее краха, на самом деле проистекали из поразивших государственный организм чисто внутренних неустройств.
– Я вас понимаю, – сказал Михаил, – и сожалею, что не могу лично броситься в Баку разгребать тамошние авгиевы конюшни. Ведь стоит мне на какое-то время оставить позицию в Зимнем дворце, как уже тут может созреть какой-нибудь заговор, вроде декабристского. Очень многие в наших высоких кругах связывали свое будущее благополучие с фигурой моего дяди Владимира Александровича, и еще большее число людей являются сторонниками бездумной ориентации на французские интересы, что я намерен пресечь в самое ближайшее время. А у меня и Тайной канцелярии еще нет, я только начал собирать ее из тех своих Верных, которые имеют к госбезопасному делу определенные наклонности. Не будете ли вы так любезны побыть какое-то время моим полномочным представителем? Соответствующий карт-бланш на все необходимые действия я вам выдам.
На этом мы и договорились. Я отбыл из Зимнего дворца, имея на руках страшную бумагу, вроде той, что в «Трех мушкетерах» кардинал Ришелье вручил миледи. Только мой карт-бланш был именным, и, попади он в чужие руки, ценность его упадет до уровня туалетной бумаги. Но это было еще не все. Также, не колеблясь, Михаил приказал секретарю написать указ об отмене решения его брата конфисковать имущество Апостольской армянской церкви, и один из трех экземпляров этого документа тоже был у меня с собой. Но из Зимнего дворца направился я не в Баку (одному там делать нечего), а… в Порт-Артур, гарнизон которого после разгрома осадной японской армии выпал из активных боевых действий.
20 (7) декабря 1904 год Р.Х., день шестнадцатый, утро. Порт-Артур, ресторан «Ласточка».
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Имея на руках карт-бланш, я имел право привлечь к выполнению поставленной задачи кого угодно и на каких угодно условиях. Если мне придется отстранять от власти господина Накашидзе, то на его место надо ставить вменяемого ответственного человека. Если ставить русского – то окажется, что он не знает местной специфики, ставить армянина – ему не будут доверять азербайджанцы, ставить азербайджанца – ему не будут доверять армяне. Единственный выход из такой ситуации – временно, пока не разрядится обстановка, поставить на управление Бакинской губернией дуумвират из уважаемого губернатора-азербайджанца и его товарища (заместителя), не менее уважаемого армянина. И как только я об этом подумал, на ум пришли два Порт-Артурских артиллериста: генерал-майор Самедбек Садыкович Мехмандаров и полковник Иссаак Артемьевич Тахателов. Первый – азербайджанец, второй – армянин, оба одновременно стали моими Верными, а потом перешли под руку Михаила. А потому на их содействие в этом деле я могу рассчитывать с полной гарантией.
Но первым делом в Порт-Артуре я явился в штаб крепости к генералу Кондратенко. Задание заданием, а армейские политесы соблюдать требуется. Прежде чем разговаривать с Мехмандаровым и Тахателовым, вне зависимости от своих полномочий, необходимо поставить об этом в известность их непосредственного начальника.
Роман Исидорович внимательно прочитал предъявленную бумагу, выслушал мою просьбу, а потом, на мгновенье задумавшись (в на самом деле мысленно посоветовавшись со своим патроном Михаилом), ответил, что в любой момент готов предоставить этим двум господам бессрочный отпуск по личным обстоятельствам. Пусть только они сами об этом попросят.
Обоих нужных мне людей я обнаружил не на квартирах, а, к своему величайшему удивлению, в ресторане «Ласточка», считавшемся местом, приличествующим не сухопутным, а морским офицерам. У «сапогов» вроде меня для принятия пищи и банкетов в Порт-Артуре имелось свое заведение – ресторан «Саратов». Но как оказалось, все правильно: недавно на внешнем рейде бросила якоря победоносная русская эскадра, и теперь сухопутное и морское офицерство вперемешку шумно отмечало громкие победы при Эллиотах и на реке