– Простите! Я очень наивно поступила, явившись к вам. Сейчас я и сама это вижу.
– Пожалуйста, не извиняйтесь. Просто я не могу вам помочь. А как насчет того, чтобы обратиться в полицию? Вы уже пробовали?
– Полиция и так этим занимается. Мой брат не только исчез. Он объявлен в розыск.
– Madre mia! Что же он такое натворил?
Луиза и Томас одновременно обернулись на Эдуардо, который вышел на палубу с двумя чашками дымящегося кофе в руках и протянул их Томасу и Луизе.
– Вы еще не расхотели кофе? – натянуто спросил Томас.
Вместо ответа Луиза приняла из рук Эдуардо предложенную чашку:
– Мой брат виновен в растрате. Мне до сих пор не верится, что он на такое способен, но так говорят в полиции.
– И сбежал с деньгами? – спросил пристроившийся возле поручней Эдуардо.
– Не пора ли тебе возвращаться к себе на яхту? – сквозь зубы буркнул Томас.
Пригубив чашку, Луиза перевела взгляд на Эдуардо. Казалось, она была рада его вопросу.
– Что-то в этом роде. Во всяком случае, так они утверждают. Впрочем, пропала не такая уж большая сумма. Всего что-то около сорока тысяч.
– Но если он отсутствует уже шесть месяцев, то деньги у него давно должны были кончиться.
Луиза утвердительно кивнула.
– А что говорит об этом полиция? – как ни в чем не бывало продолжал расспрашивать Эдуардо.
– Я не встречалась с ними после того, как они приходили меня допрашивать, а с тех пор прошло уже несколько месяцев. Они задавали всевозможные неудобные вопросы, как будто подозревали меня в соучастии.
– Чего еще ждать от этих ублюдков! Верно я говорю, Ворон?
Томас молчал, надеясь в душе, что Эдуардо наконец заткнется, а эта женщина, Луиза, уберется восвояси с его яхты и на борту вновь воцарится тишина и спокойствие.
– Могу только сказать, что это было очень неприятно, – сказала Луиза. – Отчасти поэтому я и надеялась…
Не докончив фразы, она опустила взгляд.
– Надеялись на что? – спросил Томас.
– Читая газеты, я поняла, что вы работаете в полиции.
– Работал. Эта глава моей жизни давно закрыта.
– Но я подумала, что у вас, наверное, по-прежнему сохранились там связи и вы могли бы разузнать, нет ли у них каких-то вестей о Могенсе, о моем брате?
– Сожалею, но у меня нет никакого желания заходить в участок. – Томас поднялся со стула. – По-моему, вы сами должны к ним обратиться. Я уверен, что кто-нибудь непременно пойдет вам навстречу.
Луиза кивнула и встала. Поблагодарив Эдуардо за кофе, она отдала ему недопитую чашку:
– Извините, что отняла у вас время.
Улыбнувшись на прощание Томасу, она повернулась, чтобы идти.
Томас и Эдуардо проводили ее глазами, глядя, как она поднялась на набережную и направилась к своей машине.
– Ты что – сдурел, что ли? – Эдуардо сунул в руку Томасу чашку, которую вернула Луиза.
– О чем ты?
– Преаппетитнейшая сеньорита добровольно является на борт твоей ржавой посудины, чтобы просить тебя о помощи, а ты ведешь себя так неприветливо! Хоть бы немножко притворился, что почувствовал интерес к ее проблеме!
– С какой стати мне было это делать? – спросил Томас, пожимая плечами.
Эдуардо помотал головой:
– Да чтобы завоевать ее расположение! Пригласить куда-нибудь! Comprende?[14] О чем ты думал!
– Очевидно, не о том, о чем ты.
Томас пошел в каюту и поставил чашки в мойку. На кухонном столе зазвонил мобильный телефон.
– Не найдется ли у тебя старого зарядника?
Эдуардо зашел в каюту и посмотрел на телефон:
– От этого, что ли? Вряд ли. Откуда ты его взял?
– Не важно.
– Это же прямо антиквариат!
Томас помыл чашки. Возможно, Эдуардо прав. Он повел себя слишком холодно, но у него не было никакого желания копаться в прошлом – ни в своем, ни в чьем-то еще. Прошлое могло оказаться убийственным.
13
Берлин, Пренцлауэр-Берг, 16 августа 1989 года
Первые лучи солнца озарили листву деревьев на Грейфенхагенерштрассе. Было еще только семь часов утра, а на улице уже становилось душно. Из открытых окон многоэтажного дома неслась музыка, жильцы проснулись и слушали радио. Трое мужчин, которые курили, сидя в фургончике «Баркас», вспотели от жары. Впереди рядом с Мюллером сидел Хауссер. Сквозь темные стекла солнцезащитных очков он следил за воротами дома номер девять. Они стояли тут вот уже три часа, но за все это время из парадного никто не выходил. Никто из спутников Хауссера не произносил ни слова. Все трое умели терпеливо ждать, когда проводили слежку.
Через полчаса улица начала оживать. Мимо торопливо засновали прохожие, отправляющиеся на работу, в конце улицы показался мусоровоз. Хауссер поглядывал на громоздкую машину, которая понемногу приближалась к дому девять и скоро должна была загородить ворота.
– Надо было припарковаться поближе, – сказал Мюллер. – Может, мне пойти и сказать им, чтобы проезжали?
– Незачем светиться, – сказал Хауссер, отрицательно покачав головой.
В эту минуту из ворот дома девять на улицу вышел Кристоф Шуман. На нем был полотняный костюм, в руках портфель. Он придержал дверь, пропуская вперед жену. Рядом с ним она выглядела худенькой и стройной как тростинка. Обернувшись, фрау Шуман позвала дочь, которая только что показалась из ворот. Девочка была в пионерской форме – белой блузке с темной юбкой и с ярко-красным галстуком на шее. Агент, сидевший за спиной Хауссера, наставил камеру с телеобъективом и начал фотографировать. Кристоф Шуман открыл дверь машины, жена и дочь сели на заднее сиденье. Перед тем как захлопнуть дверь, Шуман, словно почуяв слежку, быстро обвел взглядом улицу. Но тут подъехавший мусоровоз заслонил фургон, в котором сидел Хауссер. Сквозь клубы чадных выхлопов из-за мусоровоза выехала, удаляясь, машина цвета шампанского, в которую сели Шуманы.
– Фу ты ну ты! На «БМВ» раскатывает! – сказал Мюллер. – Интересно, сколько такая стоит?
– Пять-шесть годовых зарплат, не меньше, – ответил агент, сидевший сзади. – Импорт! Небось прямиком с Запада!
Хауссер открыл боковую дверь и вышел из машины. Следом за ним через дорогу к дому номер девять проследовали пять агентов, ожидавших на другой стороне улицы. Войдя в ворота, они направились к дворовому флигелю и в лифте поднялись на последний, шестой этаж, где находилась квартира Шуманов. Мюллер меньше чем за пятнадцать секунд отмычкой открыл замок, и вот уже они оказались в прихожей; там еще стоял сладковатый запах духов, которыми перед выходом надушилась фрау Шуман. Молча, несколькими взмахами руки, Хауссер быстро разослал агентов по квартире, и все пятеро приступили к обыску.
Хауссер вошел в гостиную, где из панорамных окон открывался вид на монастырский садик на соседнем участке. Семейство Шуман жило в красивом квартале, и мало кто мог похвастаться такой квартирой, как эта. В гостиной висели картины, стоял большой телевизор и музыкальный центр, на полочках под ним – солидная коллекция долгоиграющих пластинок. Тут имелся новенький с виду, шикарный диванный уголок с кожаной мебелью и – что было уже верхом шика – бамбуковый домашний бар с четырьмя