Натан Берковиц пообещал себе, что его жена никогда не будет знать голода, и с тех пор всеми силами старался обеспечить им счастливое будущее. Сменив не один десяток работ, ему все же удалось накопить на открытие крохотного магазинчика на задворках Бронкса. Даже в благополучные 1950-е район был ужасным. То и дело случались кражи и перестрелки, а в местных барах заседала итальянская мафия, которая с презрением относилась к Натану. Натану пришлось вложить все свои сбережения, чтобы арендовать помещение получше. Какое-то время они жили прямо в магазине, а потом арендовали комнату на втором этаже соседнего здания. Жизнь постепенно налаживалась, и Перл все сильнее мечтала о детях, но ей никак не удавалось забеременеть. Это буквально сводило Перл с ума, а Натан страдал, видя наворачивающиеся слезы жены каждый раз, когда они проходили мимо детской площадки. Юная еврейская девушка в 1950-х годах могла мечтать лишь о большом доме, наполненном детскими голосами. Дом они вскоре все-таки приобрели. Первый взнос по ипотеке стал для них серьезным ударом по бюджету, но бизнес развивался, и они кое-как выдержали это испытание.
Натан испытывал радость и гордость всякий раз, когда вечером шел с работы по знакомой улице, на которой все его знали. Дверь ему открывала прекрасная Перл в неизменно скромном платье и с уложенными в аккуратные локоны темными волосами. Если бы только не отчаянное желание Перл забеременеть, они бы были самой счастливой парой на свете. Впрочем, именно эта навязчивая идея спасла девушке жизнь.
Летним вечером 1952-го года Перл не встретила Натана после работы. Мужчина нашел жену плачущей в ванной комнате. Сразу было понятно, что что-то произошло, но девушка наотрез отказывалась говорить. Натан опустился на бортик ванной и стал гладить девушку по спине. Он так и сидел, не зная, что сказать, пока наконец Перл не призналась. У нее обнаружили рак груди. Нужно срочно делать операцию, которая даже если и пройдет удачно, навсегда лишит ее возможности иметь детей.
Они совсем недавно оформили медицинскую страховку, которая могла покрыть часть расходов на лечение, но Перл не хотела лечиться, она хотела дом, наполненный веселыми детскими голосами.
– Без тебя я жить не смогу. Если ты не можешь жить без детей, то давай заведем ребенка, но только если ты начнешь лечение, – сказал наконец Натан после очередного их спора.
– О чем ты только говоришь? У меня не будет детей! – разрыдалась девушка.
– О сотнях и тысячах младенцев, которых рожают шестнадцатилетние девушки. Таких в любом приюте полно. Даже в нашей еврейской общине то и дело говорят об очередном ребенке-трагедии.
То лето стало самым сложным испытанием в их жизни. Перл сделали мастэктомию. Лишиться груди для столь юной девушки – непосильное испытание. Она наотрез отказывалась раздеваться перед мужем, все больше закрывалась и все чаще молчала по вечерам. Ей нужно было пройти курс химиотерапии, но у нее попросту не хватало на это сил. Натан буквально заставлял ее идти в больницу, но девушка продолжала буквально таять на глазах.
В тот момент их спасли дети, о которых Натан стал разговаривать все чаще. Он предлагал Перл съездить в детский приют, часто обсуждал с кем-то из еврейской общины детей, оставшихся по тем или иным причинам без родителей. У Перл всякий раз загорались глаза, но блеск этот угасал, когда она узнавала о возрасте ребенка. Ей нужен был младенец, которого она бы выносила, которого нужно было кормить грудью, но все это было теперь недоступно для нее.
Уловка Натана удалась. Разговоры о детях буквально вытащили Перл из могилы. В начале октября 1952-го года она окончательно пошла на поправку и занялась переустройством дома. Раз уж они решили взять ребенка из приюта, им нужна полноценная детская комната.
Время шло, но детские голоса в их доме так и не зазвучали. Соседи сочувственно качали головой всякий раз, когда видели пару вместе, а на каждом празднике в их общине кто-то обязательно задавал болезненные и бестактные вопросы. Летом 1953 года на очередной бар-мицве[1] ребенка их друзей одна из женщин-активисток, которые всегда появляются в таких организациях, неожиданно сказала Натану о том, что недавно к ним обратилась женщина, которая хочет отдать своего ребенка сразу после рождения.
– …Она похожа на Перл как две капли воды, а ребенок должен родиться уже на днях, – закончила свой рассказ женщина.
Спустя две недели Натан с женой уже неловко топтался у дверей родильного дома для незамужних девушек. Это место не внушало доверия. Повсюду сновали медсестры с каменными лицами. На окнах кирпичного здания были внушительные решетки, а отчаянный детский плач проникал на улицу даже сквозь толстые стены старинного здания. Тут никто не был рад появлению этих малышей на свет. Все эти дети от рождения были лишними. Они появились по ошибке, случайности или вследствие насилия. Кое-кого из младенцев молодые матери все же забирали. Такие малыши были обречены с рождения узнать о том, что испортили жизнь своей матери. Большинство же младенцев оставались здесь до появления приемных родителей.
Пожилая мрачная медсестра вынесла им закутанного в серую пеленку младенца и аккуратно передала сверток Перл. Ребенок спал. Он действительно был очень похож на них, по крайней мере, настолько, насколько младенец может быть на кого-то похож. У него были черные вьющиеся волосы, как у Перл, и выдающийся нос, как у Натана.
– Это наш шанс, – шепнул Натан жене и неловко улыбнулся спящему младенцу.
В 1950-х годах усыновить ребенка из приюта было достаточно просто. Уже через пару дней они забрали младенца навсегда, а еще через месяц все документы на усыновление были готовы. Биологическая мать назвала его Ричард Дэвид. Перл и Нат хотели сохранить ребенку что-то настоящее, поэтому они решили поменять местами первое и второе имя и назвали ребенка Дэвид Ричард Берковиц.
Заметив появление младенца в тихом доме семьи Берковиц, соседи понимающе улыбались. Здесь все любили тихую еврейскую пару, которая так же, как и все, отчаянно пыталась выбраться из нищеты, бремя которой вынуждены нести все эмигранты.
Магазин бытовых мелочей Натана Берковица стал процветать с тех пор, как он добавил к своему ассортименту сувениры и открытки, на которых крупными буквами было написано «Нью-Йорк». Их дом в паре кварталов отсюда теперь был наполнен звуками, а жизнь постепенно налаживалась. Натана