– Только что прибыл Моффатт, и его карманы выглядят тяжеловато. Наверное, стоит поздороваться…

Он улыбается мне, ожидая понимающей усмешки. Принужденно улыбаюсь, и сердце мое сжимается.

Кивая, он предлагает мне согнутую в локте руку.

– Идем со мной. Я вас познакомлю.

Бóльшую часть взрослой жизни я провела, следуя за этим мужчиной по базарам Марокко, скалам Греции, древним руинам майя и райским уголкам Амазонки. Я покидала Манхэттен – единственный дом, который знала, – потому что он просил. А потом в его родной дыре, в глуши Стиллуотер-Хиллз в штате Нью-Йорк, создала наш собственный островок семейного уюта. Я не обращала внимания на грызущую тоску по дому, никогда не оставлявшую меня. Каждый вечер готовила его любимые блюда и научилась разделять его предпочтения в джазе. Когда я чувствовала, что ему требуется разрядка, то занималась с ним любовью, даже если была не в настроении. Когда засиживался по ночам, носила ему кофе, а если слишком долго горбился за компьютером, с головой уйдя в редактирование, разминала плечи.

Чего я так и не сумела ему дать, так это полноценной семьи.

Меня убивает мысль, что это могла сделать другая женщина.

Держа его под руку и скрывая собственные тревоги, чувствую себя мошенницей, а он представляет меня магнату по торговле недвижимостью Роберту Моффатту и его потрясающе красивой молодой супруге, светской львице Темпль Ротшильд-Моффатт. Третий триместр беременности нисколько не мешает ей демонстрировать платье от Версаче и туфельки на шпильках высотой в шесть дюймов.

Брант с Робертом негромко беседуют; Темпль извиняется передо мной и отходит, и я снова осматриваю зал, останавливая взгляд на каждом смазливом личике.

Тонкая, как сигарета, блондинка в накидке из искусственного меха.

Педантичная брюнетка с ярко-красными губами и в очках с прозрачной оправой.

Светская львица с сиреневыми волосами, украдкой бросающая взоры на моего супруга.

Любая из них может оказаться ею.

А может, и нет.

Наверняка мне известно только одно: все мои мысли направлены на поиски ответа, кто же она.

Ладонь Бранта соскальзывает на мою талию. Он привлекает меня к себе. Зал кружится, дыхание становится прерывистым, лоб пощипывает от пота.

– Извините, – говорю я, вмешиваясь в их разговор и показывая, что мне нужно выйти. Раньше у меня не случалось истерик, но сейчас я уверена, что вплотную приблизилась к первой.

Середина декабря, и тротуары припорошены мелкой снежной крупой. Немногочисленные местные магазины по вечерам закрываются, но в их окнах горят предпраздничные огни, а на стеклянных дверях висят венки из падуба. Раньше эти вещи согревали мне душу, стоило их только увидеть.

Теперь я ничего не чувствую.

Хватая ртом воздух, закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться на ощущении проникающей в легкие прохладной свежести, а потом начинаю обратный отсчет от десяти и говорю себе, что когда дойду до одного, то буду в полном порядке… по крайней мере, хоть ненадолго.

Десять…

Девять…

Восемь…

Семь…

– Николетта.

Открыв глаза, вижу мужа, стоящего у двери в музей. Руки в карманах дорогого костюма. И оскорбительно небрежная поза.

– Поговори со мной, – произносит он, потом двигается ко мне, слегка склонив голову. Он смотрит на меня, как на непостижимую тайну, с которой никак не может разобраться. – Ты весь вечер сама не своя.

Открываю рот, чтобы ответить, и не знаю, что сказать.

Я все пытаюсь определиться, куда мне отсюда направиться, когда и как вызвать его на разговор, и в чувствах полная сумятица оттого, что я вообразила худший из сценариев из-за одной-единственной фотографии.

Обеими руками он обнимает меня, и от тепла его тела и крепкого объятия мне равно и тепло, и душно.

– Если не возражаешь, – говорю я глухо, уткнувшись в жилетку его безупречного костюма, – я поймаю такси и вернусь в отель. Кажется, я заболеваю.

Отстранившись, Брант смотрит мне в глаза. Он снова не верит, но мне сейчас все равно. Мечтаю лишь о том, чтобы сбросить это платье, выдернуть заколки из волос и смыть макияж, пока он не поплыл от слез.

Со всем остальным я разберусь потом, а не сейчас, после трех бокалов шампанского, когда в голове путаница. И все из-за того, что какая-то красивая женщина слишком долго смотрела на мой фотопортрет, а потом мой муж очаровывал ее своей фирменной улыбкой с ямочками на щеках и искрящимися глазами.

Через мое плечо Брант смотрит на приближающиеся автомобильные огни и, подняв руку, останавливает такси.

– Отдохни, – говорит он, подбирая шлейф платья и помогая мне сесть в машину. Захлопнув дверь, он знаком просит опустить стекло. – Если что-то понадобится, я на телефоне.

Ценю его заботу, но не могу заглушить тихий голос где-то на задворках сознания, который твердит, что это странно с его стороны – отослать меня прочь, даже не задумавшись.

Я вынимаю ладонь из его руки, машу на прощание и замечаю, как блестят его глаза, отражая свет полной луны. Когда-то, заглядывая в них, я чувствовала себя как дома.

А теперь вижу только эту маленькую девочку.