— Парнишка ваш рукой машет! — откликнулся кучер. — Подберём?

— Захарку-то? Подбирай, чего спрашивать. Далеко ещё?

— Да уж вона, ворота видать.

Захар заскочил в карету и выдохнул:

— Фух! Ну и жарища. Прям как летом.

— Где был? Чего видел?

— Везде был, всё видел. Знач, так. Защитника этого — Урюпина — на самом деле порвала какая-то тварь. Не на жратву, а просто — в клочья. Твари так себя не ведут, они до человечины все жадные.

— Прямо дома? — уточнил я.

— В том и дело, что дома! Он в собственном особняке живёт, здоровенная хреновина, два этажа! И жил один, даже сыновей отселил. Прислуга — и та приходящая. Никому, говорят, не доверял. Спальня на втором этаже. На ночь Урюпин на крючок закрылся — так крючок и остался накинутым, выбивать пришлось. А тварь через окно забралась. Окно, видать, открытым было, жарко. Ну и порвала его прямо в постели, так стражники говорят.

— Ты сам там был? В особняке?

— Заглянул, а как же. Пришлось одному стражнику в лапу монету сунуть. Ну, ничего интересного. Постель смятая вся, кровь повсюду. — Захар побледнел, но в обморок мужественно не хлопнулся. — И наблёвано ещё у порога… теперь. В общем, тот стражник меня с матюгами выгнал, даже пинка отвесил.

Ну-ну. Это тебе ещё повезло. В каком другом мире, где существует такая штука, как криминалистика, могли бы и срок навесить. Обоим, кстати говоря — и Захару, и стражнику.

— Есть идеи, кто это мог быть? — спросил я. — Какие твари вообще в городе промышляют?

— Ну… — задумался Захар. — Если в городе, то точно не медведи и не волкодлаки. Эти по лесам больше. Да и на второй этаж не запрыгнут. Крысы, лягушки и ящеры всякие — это само собой, сразу нет. Мелковаты, не по силам им человека на куски разорвать. А вот вурдалак могёт… Только какой чёрт бы его к Урюпину потащил? Они ж по дохлятине больше. Да и в окно прыгать… Странное это.

— Да тут, Захар, всё странное. Было бы не странное, я бы сюда не приехал. Ладно… Ещё чего слышно?

— Троекуров вчера поутру отчалил в свой Смоленск, — фыркнул Захар.

— Ну, это ожидаемо. Говно трусливое, но не до такой степени, чтобы, трясясь, ждать, пока я не свистну. К папочке побежал.

— Нажалуется ему…

— В его же интересах надеюсь, что не нажалуется. А рискнёт — так пожалеет. Без отца мальчишке трудно расти.

Тем временем мы доехали до знакомого трактира, и кучер остановил лошадь. Я открыл дверцу кареты. И тут же, моментально, раньше солнечного света и свежего воздуха в салон ворвался вопль:

— Это не я!

Вопил господин градоправитель. Он стоял перед трактиром, сложив перед собой руки в молитвенном жесте. С утра, что ли, дожидается? Или с вечера?

— Ну ладно, — сказал я, выпрыгнув из кареты. — Только тогда это — тоже не я. Давай разойдёмся красиво.

— Вы меня, Владимир Всеволодович, не так понять изволили, — залепетал Абрамов. — Я хотел сказать, что к гибели господина Урюпина не имею ни малейшего отношения!

— О как. — Я окинул взглядом градоначальника и аж сам почувствовал, как у меня глаза темнеют. — Большая часть города, полагаю, тоже не при делах, однако никто почему-то не торопится мне об этом рассказать. А ты — тут как тут. Знаешь, кто обычно так делает? Не очень умные люди, которые замазаны по самые уши. И наивно хотят отвести от себя подозрения.

— Христом-богом, Владимир Всеволодыч! — Абрамов широко перекрестился. — Между нами будь сказано — беру, много беру! Прямо скажем, на одно жалованье и градоначальнику жить скучно будет. Положением, опять же, пользуюсь. Разную гнусность могу. Но смерть на душу взять — ни-ни! И уж тем паче — с тварью связаться! Да я даже не знаю, как оно делается. И знать не хочу!

Как бы мне ни хотелось раскатать этот кусок дерьма по асфальту — я воздержался.

Во-первых, и так было понятно, что Абрамов ни при чём. Не его уровня беспредел. Во-вторых, своё он уже получил, а я сам — не беспредельщик, чтоб за один косяк больше раза наказывать. Ну и в-третьих, самое важное: до изобретения асфальта, по самым оптимистичным прикидкам, куковать ещё лет двести.

— Это всё, что ты мне хотел сказать?

Захар уже тоже выбрался из кареты, и кучер свинтил парковаться и заправляться. Абрамов, нервно оглядевшись по сторонам, сказал:

— Я хочу сказать, что очень вас лично умоляю разобраться поскорее. Люди напуганы. Сами поймите: не дело это, коли в городе твари хозяйничать начнут. С моей стороны — любая помощь! Я уж и стражу городскую предупредил, чтобы никаких препятствий, и любые услуги. И премию, разумеется, как только сыщете…

— Угу, ты уже одну выдал, — буркнул Захар.

— Это, не извольте! — замахал руками Абрамов. — Я умею извлекать уроки! Почему и сижу там, где есть. Владимир Всеволодович, милейший. Я понимаю, что создал вам неприятности. Однако я же и готов поспособствовать… Не всю сумму, разумеется, но всё же, всё же…

— Знаешь, что. Иди-ка ты в задницу! — рявкнул я. — Свои, что ли, деньги раздаёшь? Из казны мне отсыплешь — а потом налоги задерёшь так, что люди взвоют?

Я сделал вид, что собираюсь достать меч. Градоначальника как ветром сдуло.

— Слава богу, — буркнул я. — Душнила чёртов.

— Денег-то нам не помешало бы, — заметил Захар. — А то ведь…

— Запомни, Захар. Если собираешься со мной дальше дела делать. Деньги забирать можно только у скотов и мразей.

— Так Абрамов — та ещё…

— Та. Но пока эта тварь у власти, у неё своего — хрен да маленько, только руки марать. Я в охотники не для того пошёл, чтобы во всяких мутных схемах участвовать.

Мы вошли в трактир, где Фёдор приветствовал нас, как родных. Накормил с дороги на убой и порадовал свежими сплетнями. Сплетни все были сплошь об убийстве Урюпина. Свидетельских показаний