— На кой с ними дружить? — не поняла теперь уже Земляна.
— Вот на такой, — обвёл я широким жестом творящееся вокруг безобразие. — Чтобы во всяких сомнительных ситуациях они на нашей стороне были.
— А нам что с того? — присоединился тупить Захар. — С нас ведь глава ордена спрашивает.
— Верно, — вздохнул я, чудом удерживаясь от матной брани. — А на главу ордена как раз-таки давят официальные лица. Ты, Харисим, думаешь, он просто так из-за монахинь на тебя ополчился? Исключительно по злобе? Нет. Он, я так полагаю, мужик умный и серьёзный, иначе вы бы его главой не признали. А ежели он таковой, то прекрасно понимает заложенную в тебе пользу и просто так отстранять бы не стал. Надавили на него. Люди к охотникам сложно относятся. Уважают — да, но боятся. И им хочется, чтобы нас надёжно в узде держали. Потому за каждый просчёт отвечать приходится. Вот поэтому с официальными лицами лучше дружить.
— Мудрёно, — резюмировал Харисим. — Пошли лучше в кабак, удачную охоту отпразднуем.
Я только рукой мысленно махнул. Бесхитростные они тут, все, как один. Один лишь Троекуров — хитрожопейшая мразь. Но он играет за другую команду.
Мы поделили кости, после чего Харисим отчалил в кабак. Захар и Земляна с ним не пошли, не настолько хорошо пока знали. Остались со мной.
— Чего делать-то будем? — спросил Захар.
— Старика допрашивать. Но там мне помощники не нужны, так что вы сами смотрите. Можете домой возвращаться.
— Да уж пошли, — решила за двоих Земляна. — Самой интересно, что этот мозгляк скажет. Троекуров — общая беда. А может, просто прийти к этой твари и… — Она провела большим пальцем по горлу. — Ну, осудят… может быть.
Я вздохнул.
— Если б всё было так просто, я бы его ещё прошлым вечером прирезал. Он силён и достаточно умён, Земляна. Дуром переть — самому сдохнуть.
— Ну так давай полусотню соберём! Я — Пятидесятница.
Глаза у Земляны загорелись. Очень ей хотелось покомандовать полусотней и получить возможность апнуться до Боярина. Или Боярыни?.. Как там оно гендерно изменяется, не уверен.
Я на несколько секунд задумался. В принципе-то… Если полусотней налететь, то может и получиться. Вряд ли Троекуров настолько силён, чтобы с этакой толпой справиться. А если Земляну ещё и накачать силой всей той полусотни — да она вообще его на молекулы разберёт!
Хех. А если не Земляну? Так-то у меня сто девятнадцать родий нарисовалось. До Пятидесятника — всего тридцать одна. Надо же! Когда-то тридцать одна родия — это было охренеть как много. А сейчас можно запланировать это количество на одну хорошую охоту. Не здесь, так ближе к Питеру найти какое-нибудь гнездо волкодлаков. Если полусотню возглавлю я, то будет даже лучше.
Мне. Земляна-то наверняка надуется.
Глава 8
Но блин! Если Земляна апнется до Боярыни, то ведь тут же свинтит в свою Европу дурацкую. Будет там гулять, зараза такая, по парижам, чертей с Эйфелевой башни состреливать. Или её не построили ещё? Хз, не помню, когда она появилась. Электричества ещё нет, так что, по идее, ЛЭП прокладывать смысла не было… Блин, как же тяжко без Википедии. Впрочем, рискну предположить, что в свете текущих реалий французам чуть-чуть не до красивых башен. От драконов бы отстреляться.
— Нет, — ответил я Земляне, заставив себя отвлечься от размышлений. — Мы придём — а он уйдёт.
— Как — уйдёт⁈ — не поняла Земляна.
— Ну, вот так. Колдовством. Знаком или амулетом — не знаю уж, как он это делает, но делает.
— Зачем уйдёт? — не понял и Захар.
Тут я уже чуть не всплакнул от умиления. Совсем бесхитростные…
— Чтобы не погибать, ребята. Так вот странно устроены некоторые люди: не хотят они особо погибать.
— Так он же тварь!
Твари от людей, по большей части, отличались совершенно идиотским гонором. Отступали они редко, до последнего верили, что все должны обсираться от одного их вида, и если сейчас их убивают, то это просто временный баг, который вот-вот пофиксят разрабы. Но тут был один нюанс.
— Да вот — увы, ребята. Формально Троекуров — человек. Мразь, каких поискать — это да. Но на тварь не тянет… Ха!
В этот момент меня осенило. До сих пор, оказывается, не давала покоя мысль: если у Троекурова уже есть оружие против охотников, так чего ж он его с собой не взял, когда ко мне в усадьбу приволокся? Казалось бы, что уж проще — спрятать под одеждой пистолет? Так сказать, для гарантированно удачного завершения переговоров. Но — нет, пистолет Троекуров не взял. Вряд ли из благородных побуждений. И, кстати, Головины это оружие от него тоже не получили. А значит, что-то с пулями пока не так. Может, твари в них каким-то образом собственную силу вливают? Потому и вооружают пистолетами не всех мертвяков, а только Т-800 — самую мощную и, очевидно, ультрасовременную разработку? В мастерской-то парень бригадиром был, небось… В общем, вопросов у меня много.
— Ладно, — сказал я. — Идём в тюрьму, раз такое дело.
* * *
В тюрьме меня узнали и немедленно пустили вовнутрь. Даже спрашивать не стали, к кому. Видимо, предупредили официальные лица.
Выглядел дедушка, вынесенный Земляной из мастерской, хреновенько. Судя по выражению лица, кирпичей навалил больше собственного веса. Это он хорошо, удачно. Не придётся страшно пытать и жестоко запугивать. Приятно, когда пациент всё делает сам.
— Я ничего не знаю! — заблеял дедушка, трясясь. Я едва в камеру шагнуть успел. — Ни о каких мертвецах, ни сном ни духом! Я гробы продавал!
— Очень интересно, — сказал я, остановившись напротив него. — Гробы продавал, а о мертвецах — ни сном ни духом. Думал, это просто такие сундуки, что ли? Приданное хранить?
Почему приданное? А, это у меня бракосочетание Катерины Матвеевны из головы не идёт.
— Я имел в виду живых мертвецов!
— Каких таких живых мертвецов?
— Которые гробы делали!
— Угу. То есть, о живых мертвецах ты таки знал.
Тут дедушка из просто бледного стал нежно-нежно салатовым. Схватился руками за голову и всхлипнул.
— Он меня убьёт…
— Ну, врать не буду — да, убьёт. Господин Троекуров не из тех, кто спасает соратников. Да и соратников у него нет — одни шестёрки, которых потерять не жалко. Но помирать можно по-разному. Можно — конченой мразью, которую на том свете черти жарить будут на углях вечность. А можно — приличным человеком, который сильно оступился и раскаялся. Про луковку слыхал?
— Какую луковку?
— Да была, говорят, одна баба. Грешила