Я взял за плечо Неофита, представил окраину деревни, где мы с Захаром встретили потенциального могучего охотника семи лет от роду. И через мгновение оказался там.
— Ух ты! — сказал потенциальный охотник Сенька.
И восторженно захлопал глазами. Узнал меня, видимо.
Он сидел там же, где мы с Захаром увидели его в первый раз, посреди двора. Чуть поодаль стояли два раскрытых полотняных мешочка. Один с гречкой, другой… тоже с гречкой. А между мешочками происходило шевеление. Как будто на землю кто-то бросил сеть из тонких нитей, и эти нити шевелились. Сообразив, из чего состоят нити, захлопал глазами уже я.
Проследив за моим взглядом, Сенька потупился. Пробормотал:
— Мамка велел гречу перебрать. А я мурашам велел. Они зёрна таскают с одного мешка в другой, а мусор на землю кидают.
— Угу. А сам ты в это время чем занимаешься?
Сенька смутился окончательно.
— В бабки играет, — мигом спалил Неофит.
Показал на утоптанную площадку, где были выстроены в ряд небольшие кривоватые цилиндрики.
— Только с кем, не пойму? Сам с собой, что ли?
Я усмехнулся.
— Ну почему же сам с собой? С ними.
Неофит посмотрел туда, куда я показывал, и наше общество любителей похлопать глазами приросло новым персонажем. У ног Сеньки, постаравшись спрятаться за него, притаились два енота. Один из них сжимал в цепких лапках биток.
Мощно. Прямо скажем, покруче, чем дятел.
— То есть, ты можешь одновременно рулить и мурашами, и енотами?
— Выучился, — признался Сенька. — Сперва никак не получалось. А после вдруг раз — и получилось!
— Угу. Ещё и прокачку освоил самостоятельно. Воистину — неиссякаема на таланты русская земля…
— Мамке расскажете? — насуплено спросил Сенька.
— Да не, не буду. Зачем её беспокоить. Лучше ты нам расскажи, что у вас тут за жуткие дела творятся?
Сенька помолчал.
— А мамке не расскажете?
— А ты с первого раза не услышал? Говорю же: нет.
— Да я про другое. Про то, что сейчас скажу.
— Хм-м. Ну, давай, жги.
Я присел перед Сенькой на корточки. А то неудобно разговаривать: пацан и так мелкий, да ещё на земле сидит.
— Ну… Я на дворе щепки собирал, батя с вечера дрова рубил. Утром-то в поле ушёл.
— Сам собирал? Или енотов припряг?
— Ну… И сам тоже.
— Ясно. И что?
— И вдруг будто потянуло меня к полю! Вот, даже объяснить не могу. Вроде не зовёт никто, а вроде будто зовёт… Я и пошёл. Сперва пошёл, потом со всех ног побежал. А навстречу — почитай, вся деревня, домой обедать идут. Работать-то в полдень нельзя! Батя меня увидал. Ты куда это, говорит, собрался? А мне и ответить — невмочь. Ну, он меня за шиворот схватил, да домой повёл. Обедать сели, а мне всё невмоготу! Мамка щей наварила, а мне — вот прямо не лезет! И всё думаю, как бы потихоньку в поле сбежать? А потом попустило. Сразу, как рукой сняло. Я — давай щи наворачивать. И вдруг на дворе соседка молодуха — как закричит! У них всё семейство в поле осталось, она одна дома на хозяйстве. Жадные уж больно, домой не пошли — чтобы сжать побольше. Грушка им обед понесла. А они в поле, все пятеро — без голов лежат! Будто топором срубили.
— Угу. А напомни-ка, почему в полдень работать нельзя?
— Дак, Полудница утащит, — удивился Сенька.
— Именно утащит? Не башку отрежет?
Вот тут Сенька сначала непонимающе нахмурился, а потом побледнел.
— Это, что же… Ежели бы я туда пошёл…
— Да. Повезло тебе, что батю встретил.
Глава 11
— Ох, — пробормотал Сенька.
— Да уж. Есть такое. Ты вот что, братец. Если вдруг тебя опять куда-то вот так потянет — упрись и не ходи. Хоть сам себя в избе запирай, но не ходи ни в коем случае! Родителей твоих я сейчас тоже предупрежу. Понял меня?
— Понял. А что хоть это было-то?
— Это ты, походу, тварей чувствуешь. Не знаю, как, но думаю, что связано со Знаком, который каким-то макаром ухитрился прокачать. Твари ведь тоже — животные. Ну, в каком-то смысле.
* * *
— Полудница⁈ — изумился Прохор. Когда мы с Неофитом вернулись в Оплот.
— Ну да. Видеть её никто из деревенских не видел, но по приметам — сходится. Напала-то, получается, ровно в полдень.
— Да в наших краях таких тварей…
Я вздохнул.
— Прохор. Я ведь предупреждал: сейчас из всех щелей полезет всякая дрянь. Как хорошо нам знакомая, так и такая, о которой сто лет никто не слышал. Я с деревенскими поговорил, Полудниц у них давным-давно не видели. Было что-то такое лет триста назад, да быльем поросло. Для ныне живущего поколения Полудница — скорее повод похалявить в обед, чем что-то, чего реально опасаются. И вдруг на тебе, нарисовалась. Причём тварь эта — сильная. На Манок она не вышла.
— На Манок не вышла?
— Не-а. А Манок у меня прокачан. Видать, может сопротивляться. И на рожон не лезет, ждёт своего часа — когда в силу войдёт.
— Полудня, то есть, дожидается?
— Ну.
— Дела, — Прохор покачал головой. — Вот уж не было печали…
— Да не ссы, разберусь. Терминатору всё равно, кого валить, Полудницу или Полуночницу. Завтра возьму его и перенесусь в деревню в правильное время. Погляжу хоть, что за тварь такая.
— Смотри, чтоб она на тебя не поглядела!
— Да пусть любуется, мне не жалко. Не вий, небось… Так, ну план на завтра в целом готов. Смотаюсь-ка я в Питер, мне там кое-какие дела закончить надо.
* * *
Неофита я проводил до родительского дома. Оставил наподалеку Знак, сказал, что вернусь, а сам поймал извозчика и велел ехать на угол Садовой и Фонарного переулка.
Варвара Михайловна моему появлению на пороге её дома совершенно не удивилась.
— Наконец-то ты пришёл, друг мой! — провозгласила она.
И от души треснула меня по плечу. Получилось увесисто. Знал бы — Доспех бы накинул.
— Я по делу, — сказал я.
И не давая Варваре Михайловне опомниться, скастовал Противоядие.
— Что это? — пробормотала она.
Потом резко побледнела. Потом схватилась рукой за живот. Потом зажала ладонью рот и унеслась вглубь дома.
— Варенька? — в холл, где меня встречала Варвара Михайловна, выглянула Эльза Карловна. Проводила воспитанницу удивленным взглядом. Перевела взгляд на меня. — О, это снова вы? А что случилось с Варенькой?
Отвечать мне не пришлось. Раздавшиеся из глубины дома звуки ответили вполне красноречиво.
— О… — Эльза Карловна вздохнула, поднесла к лицу платок. — Боже, какой кошмар! Вареньке с каждым