Она приоткрыла дверь шире.
– Все еще в кровати? Надо пошевеливаться. Сам знаешь, я не смогу остаться до конца, иначе опоздаю на работу. – Она пару раз хрустнула пальцами. Да, участливой и приятной особой ее не назовешь.
– Выйди и дай мне одеться. – Получилось резче, чем я намеревался, но она, должно быть, все поняла, потому что прикрыла дверь молча, но сначала повесила на нее одежду. Костюм, что я надевал прошлым летом на свадьбу кузена, был выглажен.
Я почувствовал себя еще большим засранцем, чем обычно.
Поднявшись с кровати, я повернулся к компьютеру и запустил плейлист, который был на флешке Хейдена. Он оставил ее мне, зная, что я найду ее и, возможно, даже его – я всегда первым извинялся после наших с ним ссор. Я не умел долго сердиться. И он предположил, что я вскорости объявлюсь у него, хотя мы так плохо расстались.
Я безостановочно слушал этот плейлист два последних дня, пытаясь понять, что имел в виду Хейден. Слушай, и ты все поймешь. Что я должен был понять? Он покончил с собой и оставил меня совершенно одного, оставил, чтобы я его нашел. И я не сомневался, что это моя вина, хотя понятия не имел, в чем именно она состоит. Но я слушал и слушал, выискивая песню, которая подтвердила бы мою догадку, песню, которая во всем обвинит меня. Но пока ничего такого не обнаружил.
А нашел вместо этого странную подборку самой разнообразной музыки, как новой, так и более старой. Некоторые песни я знал, другие нет, и, учитывая, что наш с Хейденом музыкальный вкус формировался в одном русле – или, по крайней мере, я так думал, – меня это порядком удивило. Придется слушать и дальше – надо же узнать, что он имел в виду, хотя я не был уверен, есть ли в этом какой-то смысл.
Я просмотрел список, пытаясь найти что-то уместное для похорон. Многие из песен были достаточно депрессивны, и остановиться на чем-то одном было трудно. Начал я с песни, напомнившей мне о том времени, когда я впервые надел костюм, в который мне предстояло облачиться и сейчас. Он был серым, слегка поблескивающим, я тогда собирался дополнить его галстуком-бабочкой. Мои двоюродные братья и сестры, консервативные учащиеся частных школ, всегда считали меня немного чудаковатым, так почему бы не предоставить им доказательство этого? Мама же держалась молодцом, говорила, что счастлива, раз у меня есть собственный стиль в одежде, особое к ней отношение. Она сама была небезразлична к своим нарядам, и когда они с моим отцом еще были вместе, старалась выделиться из общей массы. Теперь же она редко вылезала из медицинских костюмов, которые носила на работе. Рейчел, моя старшая сестра, была не столь впечатлена моим видом и на разные лады обзывала меня всяческими обидными словами, пока мама не отправила ее наверх сменить платье, в котором она хотела пойти – оно, если честно, было довольно паршивым и мало подходило для свадьбы.
Хейден появился, когда я одевался, желая выяснить, не хочу ли я прошвырнуться с ним до молла. А под моллом он обычно имел в виду тот единственный магазин, куда мы с ним ходили. «Интергалактическая торговая компания». Остальные ребята из нашей школы большей частью тусовались на другом конце городка поблизости от магазина спортивных товаров. А мы бывали там редко. Я совсем забыл рассказать ему о свадьбе.
– Ничего себе костюмчик, – по обыкновению спокойно сказал он, и я не смог разобрать, говорит он серьезно или полон сарказма. Хейдена всегда было трудно понять. Не то что меня: я-то был болтуном и всезнайкой.
– Без разницы. Тебя небось и мертвого не заставишь надеть костюм. – Я поморщился, припомнив свои слова, но даже тогда я знал, что это не вполне правда. Хейден делал то, что велели родители. Ему это было не по нраву, но так оно было лучше, чем идти им наперекор.
Он пожал плечами:
– Бабочка – хороший штрих. Но она прикольней смотрелась бы на майке. Взгляни. – Он взял рубашку с изображением группы Radiohead с моей кровати – ту, что сам подарил мне после их концерта. По ней шла надпись: «КАК ОНО КОНЧАЕТСЯ, КАК ОНО НАЧИНАЕТСЯ».
Я закатил глаза:
– Это обязательно должна быть Radiohead?
– А что с ними не так? – выпалил он, зная мой ответ наперед. Мы спорили об этом не меньше миллиона раз.
– Некоторые из их вещей очень даже ничего, – сказал я. – Но чем они отличаются от Coldplay? Такие же белые английские чуваки, учившиеся в престижных университетах и, вероятно, слишком толковые для окружающих. Девчонки считают, будто Крис Мартин чертовски сексуален, а у Тома Йорка нестандартная внешность, и вот Coldplay продает мириады альбомов, а Radiohead тем временем пытается достучаться до умников вроде нас с тобой.
– Ты абсолютно не прав, – ответил Хейден. – Radiohead с совершенно другой планеты, чем Coldplay. «Kid A», возможно, лучший альбом всех времен и народов, а на Coldplay подают в суд за плагиат после каждого их сингла. Да просто говорить о них в одном контексте – значит выказывать неуважение Radiohead.
Мне нравилось доводить Хейдена. Раньше, когда мы были маленькими, маму очень беспокоили наши словесные баталии. Ей приходилось входить в комнату, где мы вопили друг на друга – ладно, это я вопил, Хейден же рационально и терпеливо пытался объяснить свою точку зрения, даже будучи ребенком. Мама стучала в дверь:
– У вас все в порядке?
– У нас все замечательно, – отвечали мы хором. И так оно и было.
Вспоминая всякие мелочи, я начинал сильно скучать по нему.
На минуту прервав свои приготовления, я сосредоточился на музыке, звучащей в наушниках. Меня не удивило, что он включил в свой микс «How to Disappear Completely», поскольку эта песня была его любимой («Idiodeque» – моей: хотя мне доставляло удовольствие подкалывать Хейдена, я тоже считал Radiohead гораздо более хорошей группой, чем Coldplay). Я всеми силами старался не слишком разнюниваться, не думать о том, как Хейден сидел и составлял подборку песен, перед тем как принять свое окончательное решение. Мне было ненавистно представлять его желающим исчезнуть таким вот образом.
Мои руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони, и я сделал попытку успокоиться. Последние несколько дней меня мотало от того, что ужасно не хватало его, до ненависти к нему, я чувствовал свою вину, и мне было хреново. Но теперь у меня была потребность в других эмоциях. Он бросил меня, а я бы никогда не поступил так по отношению к нему, неважно, до какой степени безумия я мог дойти. В результате я почти не спал