От серебряных монет Бетти избавилась, запихнув их в щель в церковной стене. Она рассудила, что там им самое место, если в бабушкиных суевериях есть хоть крупица правды. Бетти и не подозревала, каким грузом на ней лежат эти монеты, пока не спрятала последнюю и не заткнула щель мхом. Так-то лучше. На душе сразу полегчало. Тут их вряд ли скоро найдут, если вообще найдут. И все-таки…

Может, стоит запомнить, куда она их засунула, – на всякий случай. Это как у Флисс с ее боязнью пауков: не знать, где они прячутся, еще страшнее, чем случайно на них наткнуться, – так она говорила. Бетти подняла голову и огляделась, чтобы все запомнить: круглое окошко с витражом, ангел со сломанным крылом на надгробии по ту сторону стены.

– Бетти, пойдем уже! – позвала Чарли. – Ты что там делаешь?

– Я… я просто шнурок завязываю, – откликнулась Бетти и отряхнула грязь с коленок. – И вообще, ты сама первая остановилась погладить кошку!

– Не очень-то мне хочется подниматься обратно по этому холму, – сказала Флисс, когда Бетти вернулась к сестрам.

– Хм-м-м. – Бетти посмотрела на обсаженную деревьями дорожку, которая вела к коттеджу «Черный дрозд».

Пока они шли вниз, склон холма казался ей довольно пологим, но до дома и правда было далековато. Бетти, непривычная к зною, уже совершенно взмокла – даром что переоделась в легкие летние вещи.

– «Сырный холм», – прочитала она надпись на деревянном указателе. – Хорошее название, мне нравится.

– Мне бы тоже нравилось, если бы есть так не хотелось, – пожаловалась Чарли, раздосадованная еще и тем, что кошка, которую она гладила, куда-то удрала.

Церковь они увидели сразу, как только спустились с холма. За все это время им не встретилось ни одной живой души. Потом прошли по каменному мостику, под которым весело журчала речка, и, пока Чарли и Флисс восторгались тем, какая прозрачная здесь вода, Бетти развернула карту. Для нее не было ничего увлекательнее, чем наблюдать, как вокруг оживает нарисованная чернилами местность. На другом берегу, на узкой улочке, мощенной булыжником, им наконец попались первые признаки жизни. Ну, то есть не совсем жизни…

– Ой! – испуганно воскликнула Флисс, когда на ближайшей двери звякнул колокольчик.

Бетти подняла глаза на сияющую черную вывеску. Золотые буквы гласили: «Доскер и сын, гробовщики». В витрине, украшенный венком из белых цветов, стоял гроб; к нему были прибиты разнообразные ручки и образцы отделки.

– Фу! – Чарли сморщила нос.

– Не к добру это, – пробормотала Флисс и потянула Бетти и Чарли подальше от черной двери. – Только вышли из дома – сразу уперлись в лавку гробовщика!

– Не сразу, – поправила Бетти, которая во что бы то ни стало решила сохранять оптимизм. – Сначала мы уперлись в церковь.

Флисс, не обратив на нее внимания, сложила руки в защитный знак вороны.

– Тут так не делают, – одернула сестру Бетти. – Прекрати! На нас смотрят.

Она сердито мотнула головой в сторону мальчишек, которые стояли у кузницы неподалеку от похоронного бюро и вовсю на них таращились. Чужаки, особенно симпатичные, всегда привлекают внимание. Когда сестры подошли поближе, двое из мальчишек – оба явно младше Бетти – ухмыльнулись, прижали руки к груди и зашевелили пальцами, передразнивая Флисс. Чарли тут же высунула язык.

– Ты тоже прекрати, Чарли Уиддершинс! – прикрикнула Бетти. – Еще не хватало нажить себе врагов сразу после приезда.

Чарли, голодная и сердитая, гневно зыркнула на мальчишек:

– Они первые начали!

Старший из ребят – по сути, уже не мальчишка, а высокий и широкоплечий парень – поставил на землю ящик с подковами, который держал в руках, и утер лоб, оставив на нем черную полосу. На вид ему было лет восемнадцать; густые черные волосы до плеч и сверкающие голубые глаза – таких глаз Бетти никогда не видела. И эти глаза, как и следовало ожидать, он не мог отвести от Флисс: глядя на нее, парень даже слегка выпятил грудь. Но лицо у него было такое доброе и открытое, что Бетти поневоле прониклась к нему симпатией. Парень лучезарно им улыбнулся и в шутку отвесил ближайшему мальчугану легкий подзатыльник:

– Ну-ка завязывайте. Нечего так обращаться с гостями.

– А мы не гости, – сказала Чарли. – Мы тут живем.

– Да ну? – Парень приложил ладонь козырьком ко лбу, чтобы лучше их рассмотреть, и протянул перепачканную руку, но опомнился и вместо этого просто помахал. – Я Тодд Берри, а это мои двоюродные братья. – Он потер шею. – Их настоящие имена даже называть без толку, потому что для всех они Шкет и Пострел. – И, кивнув на более высокого мальчишку, добавил: – Вот это Шкет, за ним нужен глаз да глаз. А это Пострел. Он старший, хотя с виду не подумаешь.

– Я Бетти Уиддершинс, – сказала Бетти. – А это мои сестры, Фелисити и Шарлотта, но все зовут их Флисс и Чарли.

Тодд кивнул.

– Мне семь лет, – объявила Чарли, явно прикидывая, интересно ли играть с двоюродными братьями Тодда. – А вам сколько?

– Семь с половиной. – Шкет сделал упор на «с половиной». – А Пострелу восемь, почти девять.

Чарли недоуменно повернулась к Пострелу, взиравшему на них молча и совершенно безучастно.

– Пострел не разговаривает, – объяснил Шкет, мальчишка, которому достался подзатыльник. Он чем-то напоминал Тодда, только черные волосы были растрепаны, и взгляд не такой теплый. Шкет жевал травинку и хитро на них посматривал. – С того самого происшествия.

– Ох, – сказала Флисс.

В ее карих глазах засветилось любопытство, однако вежливость не позволяла выспрашивать подробности. Бетти предупреждающе глянула на Чарли, которая тоже была любопытной, но вежливостью не отличалась.

– Он уже два года как молчит, – добавил Тодд. Его голубые глаза вдруг потемнели, а улыбка сошла с лица. – И повторяет все за Шкетом.

– Все-все, – с гордостью подтвердил Шкет. – Раньше