Добывать этих моллюсков, особенно purpura и murex, — дело очень трудное. Их можно ловить только осенью и зимой: весной, в брачный период, выделения теряют окрашивающую способность; а летом они прячутся от жары на дне, зарываясь в песок или забираясь под скалы. Поэтому сезон рыбалки приходится на осень и начало зимы: purpura ловят в открытом море, в сеть-ловушку, на наживку; а murex — у самого берега, на подводных скалах. Но самое главное — поймать и сберечь моллюска живым, потому что драгоценный сок он выделяет в момент смерти. Это секрет маленькой железы (древние считали ее печенью моллюска), которую надо очень осторожно извлечь из раковины, чтобы не повредить. Собранный секрет приходится подвергать многоэтапной обработке (выдерживание в соляном растворе, кипячение, выпаривание, процеживание), прежде чем сделать из него краску. Вот почему пурпур стоит так дорого. К тому же для извлечения даже небольшого количества сока надо собрать громадное количество раковин; а в процессе создания красящего вещества теряется до 80 % сырья. Если верить Плинию и другим авторам, чтобы получить фунт (324 грамма) пигмента, пригодного для окрашивания, надо израсходовать пятнадцать-шестнадцать фунтов сока![51]
Несмотря на фундаментальные исследования и обширную библиографию, античный пурпур еще не открыл нам все свои секреты: химические процессы и технические приемы, с помощью которых содержимое раковины превращается в краситель, а краситель сливается воедино с окрашиваемой тканью, были и остаются профессиональной тайной древних мастеров. Тем более что в каждом регионе (если не в каждой мастерской) существуют свои приемы и свои хитрости, и они меняются с течением времени и под влиянием моды. Римляне изготавливают пурпур уже не так, как это делали финикийцы, некогда открывшие это вещество и поставившие его производство на коммерческую основу. Вкусы тоже меняются: похоже, в более поздние эпохи повышается спрос на все более и более темные тона, малиновые, синеватые, лиловатые, на свету отливающие золотом. Однако получаемые результаты сильно различаются в зависимости от вида моллюска, от сезона рыбалки, от пропорций, в которых смешиваются соки[52], от срока их выдерживания на солнце, от квалификации мастера, от вида ткани и состава используемых протрав. А также от требуемых оттенков цвета, степени их яркости и насыщенности. В пределах цветовой гаммы, охватывающей красный, розовый, красно-лиловый, фиолетовый и черный, все кажется возможным[53].
Зато мы лучше знаем другую сторону вопроса: организацию мастерских, структуру торговли, особенно в императорскую эпоху. Для мастерских необходимы сложное техническое оснащение и опытный персонал, а также инвестиции, которые могут предоставить только богатые «промышленники» и негоцианты. Пурпур — экспортный товар и входит в число самых изысканных предметов роскоши. Оптовые торговцы снабжают им крупнейшие города Империи, где существуют специализированные магазины. В этих заведениях продаются и сам пигмент, и окрашенные им шерсть или шелк, а иногда и пурпурные ткани или одежда[54]. В Риме во II веке нашей эры высокосортная шерсть, выкрашенная настоящим тирским пурпуром (он самый дорогой), стоит в пятнадцать-двадцать раз дороже некрашеной. В этой сфере случаются и мошеннические проделки, за них строго наказывают, но от этого их не становится меньше. Самые распространенные виды мошенничества — подмена качественного пурпура менее качественным, смешивание соков, предварительное окрашивание рокцеллой или мареной, чтобы снизить производственные расходы.
В поздней Империи большинство крупных мастерских превращаются в императорские мануфактуры, имеющие в своем регионе монополию на вылов пурпуроносных моллюсков, на производство, транспортировку и продажу краски. Частных предприятий становится все меньше, они ведут торговлю только на местном уровне и продают пурпур только невысокого качества. Стараясь ограничить расходы на роскошь у частных лиц — такое вложение средств признано непродуктивным, — императоры оставляют исключительно за собой право носить одежду из высококачественного пурпура. Впрочем, за все время императорской власти число людей, которым дозволялось носить пурпур, неуклонно убывало, и в конце концов его разрешили носить только жрецам, чиновникам и военачальникам при исполнении служебных обязанностей. Выражение «надеть пурпур» (purpuram induere) теперь получило новое значение: занять очень высокую должность в гражданской или военной сфере. А вот носить одежду, состоящую из одних лишь пурпурных тканей, теперь стало императорской привилегией, поскольку такая одежда символизирует абсолютную власть императора и его божественную сущность. Нарушение этой привилегии было преступлением, которое приравнивалось к государственной измене[55]. Светоний рассказывает, как во время царствования Калигулы (37–41 годы нашей эры) сын царя Македонии Юбы Второго, дерзкий молодой щеголь, появился в Риме, с головы до ног одетый в пурпур: он был схвачен и казнен[56].
Впрочем, частные лица вправе использовать пурпур как часть праздничной одежды, чаще всего в виде полосы или галуна. Эта полоса на белой тоге патрициев (долгое время ее могли носить только представители знатной молодежи) называется clavus; ее ширина и оттенок цвета указывали на происхождение, возраст, чин или размер состояния владельца. Частные лица могли также использовать пурпурные ткани для домашних нужд: делать из них одеяла, обои, занавеси, ковры, подушки. И римские богачи не пренебрегали такой возможностью. В одной из своих «Сатир», написанных в конце I века до нашей эры, Гораций издевается над неким Назидением, типичным парвеню, но с громадным состоянием, который после роскошного пира в своем глупом бахвальстве доходит до того, что вытирает стол пурпурной тряпкой (gausape purpureo)[57].
Красный в повседневной жизниИз многочисленных тканей, которыми пользуются римляне в повседневной жизни, далеко не все окрашены в пурпур, но часто они бывают броских цветов. Подобно грекам, подобно большинству народов Античности, римляне любят яркие краски, резкие цветовые контрасты, полихромию. Мы уже говорили, что вся античная скульптура и значительная часть архитектуры были многоцветными. Пора уже отказаться от образа белоснежной Греции и белоснежного Рима, который был создан в первых трудах по истории античного искусства, написанных в конце XVIII века в духе неоклассицизма, а затем подхвачен академической наукой и идеологией, растиражирован литературой и живописью, черно-белой фотографией, кинематографом и даже комиксами. Этот образ — ложь[58]. И в домашней обстановке, и в публичном пространстве древних окружает многоцветье. Большинство храмов и общественных зданий расписаны красками как внутри, так и снаружи: здесь есть и разноцветное убранство, и монументальная однотонная роспись, и чаще всего ее цвет — красный. В больших городах множество подрядчиков и рабочих кормятся тем, что мы сегодня назвали бы «малярными работами». Стены оставляют в первозданном виде, только если они из мрамора и ценного поделочного камня, но и в этом случае архитекторы подбирают плиты по цвету, так, чтобы возникало ощущение пестроты. Император Август, великий строитель, хвастался