Он говорит так искренне, будто в самом деле беспокоится обо мне, и я невольно улыбаюсь.

— Вчера все было в порядке, — лгу я. — Просто мне не по себе, когда я слышу о чьей-то трагической гибели, даже если это незнакомый человек. Ничего страшного: порция мороженого, и все отлично. Я, собственно, за ним и иду. Не хочешь прогуляться со мной в продуктовый магазин? Последнее преследование, чтобы помянуть старое? — Я подмигиваю.

Он смеется, и мы движемся вперед.

— Ну, это уже не преследование, но, если ты приглашаешь, я с удовольствием провожу тебя в магазин.

— Не знаю, готов ли ты к такому скачку в своем статусе, — поддразниваю я. — Был преследователем и за один день сделался провожатым? А ты-то небось думал, со мной все просто?

— Давай показывай дорогу, острячка, — говорит он, хватая меня за руку.

Я слегка вздрагиваю и смотрю на наши соединенные руки. Вот так вот, за ручку? Странновато.

И снова теплое чувство, когда наши руки соприкасаются. «Все страньше и страньше», как говорила Алиса, оказавшись в Стране Чудес. Он просто проявляет вежливость, Эви, потому что думает, что расстроил тебя. Возьми себя в руки! Мне становится неловко, поэтому я отнимаю руку, делая вид, что ищу в сумочке солнечные очки. Нацепляю их, хотя на улице отнюдь не солнечно, и хватаюсь обеими руками за ремешок сумки, чтобы у него не возникло соблазна снова взять меня за руку.

Я украдкой бросаю взгляд на Джейка, он слегка хмурится, но ничего не говорит, и мы идем дальше.

Все это более чем странно.

— Ну, — говорю я, чтобы сгладить внезапно возникшую неловкость, — и чем занимается компания твоего отца?

Прежде чем ответить, он бросает на меня быстрый взгляд.

— Мы производим продукт для отдела национальной безопасности правительства. По сути, это рентгеновская технология, которая используется в аэропортах по всему миру. Есть еще несколько небольших ответвлений, но это наша основная линия. — Я киваю, и он продолжает: — Отец основал свою компанию тридцать лет назад, у него есть филиалы здесь и в Сан-Диего, но в последние годы здешний филиал дышит на ладан. Я начал работать с ним пару лет назад и переехал сюда, чтобы поставить филиал в Цинциннати на ноги. Вообще-то требовалась только провести реструктуризацию и заменить некоторых топ-менеджеров, которые больше заботились о собственном кармане, чем о процветании фирмы.

Я снова киваю, и мы заворачиваем за угол, к продуктовому магазину.

— Отец, должно быть, очень доверяет тебе, раз так скоро поручил тебе такое ответственное дело.

Он слегка напрягается.

— Я никогда не давал ему особого повода доверять мне. На самом деле он умер почти год назад, за полгода до моего переезда сюда.

Он снова хмурится; не знаю, что он такое натворил, чтобы нуждаться в оправдании перед отцом, но по непонятной причине мне хочется одного: заставить его улыбнуться.

Поэтому я хватаю его за руку, снова держусь за нее и улыбаюсь во весь рот.

— Просто я рада, что тебе есть чем заняться после того, как ты спалился и твоей недолгой карьере шпика пришел конец.

Он снова расхохотался, его карие глаза потеплели, и снова возникло это чертово притяжение.

Черт возьми, пора уже моим дурацким гормонам расслабиться.

Похоже, у нас с Джейком довольно быстро установились дружеские отношения, и какая-то часть меня очень довольна. Ведь он красавец и вроде бы хороший парень.

Но другая часть меня слегка обеспокоена. Я ведь совсем ничего не знаю о Джейке, кроме того, что он мне рассказал, а то, что он имеет отношение к Лео, посылает всевозможные путаные сигналы — сигналы, которые я предпочитаю не расшифровывать, по крайней мере не сейчас.

Входя в магазин, мы сталкиваемся с красивой девушкой с длинными рыжими волосами. Увидев Джейка, она делает двойную охотничью стойку, но он, кажется, вообще не замечает ее, и я улыбаюсь про себя.

Я решаю купить кое-что еще помимо мороженого, и, когда мы доходим до морозильника, в моей тележке уже полно продуктов.

— Какое ты любишь? — спрашивает Джейк, открывая дверцу холодильника.

— Вкус орехового масла, — говорю я, залезая в другой холодильник в паре шагов от него.

Он достает пачку мороженого со вкусом орехового масла; в тот же миг я достаю такую же, но другой марки.

— Зачем тебе такое? — спрашивает он. — Это в два раза дороже. Наверное, оно лучше.

Я качаю головой.

— Дело не в цене, Джейк. Это «Самое крутое мороженое в мире». Смотри, на пачке прямо так и написано, — серьезно говорю я.

Он переводит взгляд с одной упаковки на другую.

— Эви, — начинает он, как будто объясняет что-то пятилетнему ребенку. — Ты ведь знаешь, на упаковке можно написать все, что угодно. Это не значит, что это правда.

— Видишь ли, — возражаю я. — Ты прав. Но ты ошибаешься. По-моему, девяносто пять процентов понимания того, что ты лучший, — это уверенность. Можно подозревать, что ты лучший, можно надеяться, что ты лучший, но если у тебя не хватает наглости объявить, что ты лучший с помощью наглой упаковки, а кто не верит, пусть проверяет, если посмеет, то никакой ты не лучший. Кто может устоять перед парнем, который искренне верит в себя?

Он снова пристально смотрит на меня, но я просто бросаю мороженое в тележку и иду по проходу к кассе. Моя точка зрения доказана.

Мы пробиваем покупки на кассе, и Джейк достает бумажник, чтобы заплатить за купленную мною снедь. Но я отпихиваю его деньги и сую кассиру свои, сердито глядя на Джейка. Он качает головой и убирает кошелек. Пусть я и не управляю многомиллионной компанией, но уж за свои сраные продукты заплатить могу.

Мы возвращаемся к моему дому в дружеском молчании, держа в руках по два пластиковых пакета с продуктами.

— А могу я спросить, что ты имел в виду, когда сказал, что не дал отцу повода доверять тебе? — спрашиваю я, как бы между прочим, но надеясь, что Джейн как-то объяснит свои предыдущие слова. Если он ненадежен, я хотела бы знать об этом прямо сейчас.

Он вздыхает.

— Я был избалованным ребенком. Эгоистичным и испорченным, и я сделал все, что не должен был делать. Когда дело касалось саморазрушения, я был первым в очереди. Прямо скажем, ни один родитель не мечтал о таком сыне.

Я смотрю на него понимающим взглядом и вижу в его глазах грусть. Похоже, он не ждет ответа, и мы продолжаем идти молча.

Мы добираемся до входной двери моего дома, я толкаю дверь ногой и вхожу.

— На входной двери нет замка? — удивляется Джейк. Когда я снова смотрю на него, его лицо напряжено, а на подбородке дергается мышца. Он выглядит взбешенным.

— А, нет. Я несколько раз звонила хозяину, но поняла, что для него это не первоочередная задача. Все в порядке. У нас довольно