Я не знаю, почему она злится на меня, и ничего не отвечаю. В любом случае, мое сознание слишком занято убийственным напряжением, которое сопровождает все наши вылазки во внешний мир. Родители наблюдают за мной еще старательнее, чем обычно. Боковым зрением я замечаю такое множество вещей, на которые я с удовольствием взглянула бы поближе! Но отец устанавливает время возвращения, которое следует соблюдать до минуты. Он ждет в машине, пока мы с матерью с бешеной скоростью совершаем закупки, одним глазом поглядывая на часы.
Наш последний выезд – в Азбрук за новой партией кур – состоялся три месяца назад. На обратном пути отец остановился на главной площади, и мы с матерью заглянули в книжный магазин. Я спросила, можно ли мне посмотреть книги.
Если случится авария, он погибнет и заберет тебя с собой. Вот почему отец сажает тебя сюда. Но меня он оберегает.
– Детские книги вон там, – ласково сказал продавец.
– Поторопись, отец ждет!
Я схватила первую попавшуюся книжку из серии «Розовая библиотека» и еще одну, из «Зеленой библиотеки». Мать торопливо заплатила за них и спрятала в свою сумку. Ей даже не надо было говорить мне, чтобы я о них помалкивала. Отец хочет, чтобы я читала «важные» книги. Он бы наверняка запретил мне читать такого рода книги и распял бы мою мать за то, что позволила мне их купить. Всю обратную дорогу я не находила себе места от беспокойства. Что, если она откажется отдать их мне, когда мы вернемся домой?
Но в тот день не иначе как случилось чудо. Как только мы оказались наедине, мать, ни слова не говоря, протянула мне сверток из магазина. Я побежала и спрятала книги между матрацем и пружинами кровати. Вечером дождалась, пока из других комнат перестал доноситься шум, а потом принялась изучать свои новые сокровища – картонные переплеты, цветные картинки на глянцевой обложке. Это был первый раз, когда я читала детские книги. Я выбрала их, думая, что это истории о двух разных библиотеках. А на самом деле одна книга была из цикла о «Великолепной Пятерке»[2], а другая – таинственный детектив с Нэнси Дрю.
Каждый вечер после целого дня уроков, музыки и «черного» ручного труда мне разрешают полчаса почитать в постели. Когда я уверена, что отец уже спит, я стараюсь максимально воспользоваться материнской снисходительностью и в экстазе погружаюсь в приключения моих детских героев. В благоговении перечитываю эти книги снова и снова. Нэнси Дрю и Великолепная Пятерка – моя единственная отдушина. Они открывают окошко в головокружительный мир жизни, которую отец не позволяет мне исследовать.
Однажды мать слышит, как я напеваю под нос мелодию, которую разучиваю на фортепиано, и этого хватает, чтобы она впала в ярость. Она вспоминает эти две книги и велит принести их.
– Твое поведение в последнее время становится все хуже и хуже. Должно быть, из-за этих книжонок, которые я имела глупость купить тебе. Они конфискованы.
Я напускаю на себя несчастный вид, как делаю всякий раз, когда она бранит меня. Но на самом деле это уже не имеет особого значения. Я знаю истории своих героев так хорошо, что могу погружаться в них в собственном воображении.
* * *Время от времени мать смотрит сквозь пальцы на нарушения мною дисциплины. Однако в основном она еще строже, чем отец. Когда он рядом, я вижу, что она нервничает до крайности. Больше всего на свете она боится показаться плохой, слабой или некомпетентной учительницей. Всякий раз как мы с ней занимаемся в нашем классе на втором этаже, она заставляет меня выдавать отличные результаты в учебе – «лучше, чем превосходные».
Первое, чему ей пришлось учить меня, – чтение и письмо. Помню, как ее раздражал мой медленный прогресс. Я делала ошибки, когда отец просил меня прочесть страницу вслух. Я следила за матерью краем глаза, ее лицо темнело от стыда и гнева. С письмом дело обстояло еще хуже. Почему я должна была учиться писать пером и чернилами? Она неотрывно следила за каждыми палочками и крючочками моих букв и впадала в ярость при малейшей кляксе. Рвала страницу и выдавала мне новую. Я была еще слишком мала – не умела сдерживать слезы. Чернила на странице вскоре расплывались, из-за чего мать впадала в еще бо́льшую истерику. К концу уроков письма мои руки были сплошь черными.
Мать считает меня изворотливой тварью, бездонным колодцем дурной воли. Я явно нарочно разбрызгиваю по бумаге чернила, и так же нарочно я отколола кусочек у стеклянной столешницы большого обеденного стола. Я нарочно оступаюсь или сдираю кожу, когда выпалываю в саду сорняки. Падаю и получаю царапины тоже нарочно. Я «обманщица» и «притворщица». Я всегда стараюсь привлечь к себе внимание.
В то же время, когда начались уроки чтения и письма, я училась ездить на велосипеде. У меня был детский велосипед с тренировочными колесиками у заднего колеса.
– Теперь мы их снимем, – сказала однажды мать.
Отец стоял позади нас, молча наблюдая эту сцену. Мать заставила меня сесть на вдруг ставший неустойчивым велосипед, крепко взялась за меня обеими руками и – вж-ж-жж – сильно толкнула вперед по наклонной подъездной дорожке. Упав, я разодрала ногу о гравий и разразилась слезами боли и унижения. Но, когда я увидела эти два бесстрастных лица, наблюдавшие за мной, рыдания прекратились сами собой. Не говоря ни слова, мать снова усадила меня на велосипед и толкала меня столько раз, сколько потребовалось, чтобы я научилась самостоятельно держать равновесие.
Ссадины мои лечили на месте: мать крепко держала мое колено, а отец лил медицинский спирт прямо на ноющие раны. Плакать и стонать было запрещено. Мне приходилось «скрипеть зубами».
Так же я училась плавать. Разумеется, о том, чтобы ходить в местный плавательный бассейн, не было и речи. Летом, когда мне исполнилось четыре года, отец построил бассейн «специально для меня», в конце сада. Нет, не красивый бассейн с голубой водой. Это была довольно длинная узкая полоса воды, стиснутая с обеих сторон бетонными стенками. Вода там была темной, ледяной, и дна я не видела.
Как и в случае с велосипедом, мой первый урок был незатейливым и быстрым: мать просто швырнула меня в воду. Я забилась, заорала и нахлебалась воды. Как раз когда я уже готова была камнем пойти ко дну, она нырнула и выловила меня. И все повторилось заново. Я снова завопила, заплакала и захлебнулась. Мать снова меня вытащила.
Мать считает меня изворотливой тварью, бездонным колодцем дурной воли. Я «обманщица» и «притворщица». Я всегда стараюсь привлечь к себе внимание.
– Ты будешь наказана