Он не поймет, если я взорвусь. Только решит, что я набиваю себе цену.
Да и зачем взрываться? До совести тут не докричишься.
— Я предлагаю вам подумать о своем будущем, Виктория-сан, — мягко поправляет меня Ютака, — Козырю осталось не так долго стоять у руля, как ему бы хотелось. И его компания совсем скоро потеряет свою ведущую позицию. Если вы потеряете свое место — готовы ли вы возвращаться к той жизни, которая у вас была до Рафамара? Хотите ли до конца жизни быть выброшенной на обочину? Или, может, позволите человеку, что это сделал, еще и последнее у вас забрать?
— Вы ведь сейчас говорите про мою дочь, не так ли?
Как много он все-таки знает обо мне. В последнем намеке — ясно читается его осведомленность про грядущий суд по делам опеки, в предпоследнем — о роли Ветрова в моей “карьере”. Такое ощущение, что он и вправду ехал сюда, тщательно распланировав этот подкат.
Убежденный, что я соглашусь.
— И про вашего бывшего мужа, который не оставляет вас в покое, — Ютака делает несколько шагов в мою сторону, останавливается у моего кресла, — к чему вам беспокоиться о предательстве того, кто позволяет процветать человеку уже не единожды предавшему вас? Если бы Козырь не держал вашего бывшего мужа на столь высоком посту — разве была бы у него возможность пытаться отнять у вас дочь, к примеру…
А ведь еще вчера я могла бы и задуматься над этим предложением.
До нашего с Ветровым мирового соглашения.
Уж слишком сильно я боялась потерять Маруську, слишком была уверена, что ни за что с Ветровым своими руками не справлюсь, так что… Могла и вцепиться в предложенную руку помощи, оправдываясь “своя рубашка ближе к телу, а своя Плюшка — дороже угрызений совести”.
Пальцы Ютаки ложатся на мой подбородок, сжимают его, заставляют меня задрать голову и встретить его взгляд напрямую.
— Вы можете получить мою помощь уже сейчас, — меж тем вкрадчиво тянет он, — только скажите, я помогу вам избавиться от неприятного прошлого. И вам ничто не будет угрожать.
— Кажется, вы уже говорите не только о работе, Такахеда-сама, — моя попытка отодвинуться терпит феерический провал. Убрать руки мужчины от моего лица сейчас можно только “вручную”, и то я не очень уверена, что получится. — И вы очень торопите события, я ведь еще не дала вам своего ответа.
Пальцы японца соскальзывают вниз по моей шее, на долю секунды стискиваются на ней. А после — уже и сам Ютака наклоняется ближе ко мне, снова заглядывая в мои глаза, на этот раз — с расстояния в пятнадцать сантиметров.
— Вы все еще не хотите узнать конец моей поговорки? — совершенно сбивая меня с мысли выдыхает он.
— Поговорки? — я недоуменно поднимаю брови, благо, что для поддержания диалога это вполне удачный жест. Я не могу сейчас выказать даже малейшую степень ярости от этого разговора.
Полезней быть заинтересованной. Выглядеть ею.
— Нельзя удержать в руках ветер, воду и женщину, которая хочет убежать, — Ютака говорит медленно, не торопясь, будто я и не говорила ему, что у меня мало времени, — но только женщину можно отпустить и настигнуть.
Именно в эту секунду я и осознаю всю остроту собственного положения. Маруську вместе с няней я разрешила забрать Свете, и домик на отшибе базы конного клуба был пуст. Предполагать, что если Ютака что-то вдруг захочет со мной сделать — я смогу дать адекватный отпор, довольно опрометчиво. Все-таки он мужчина. На голову выше меня и тяжелее килограмм на двадцать точно. Физическая форма у него очень даже, так что... Да, он вполне обоснованно считает, что он меня "настиг". Загнал в угол, можно сказать.
— Да, да, вам некуда бежать сейчас, Виктория-сан, — японец склоняется ко мне все ближе, заставляя мое сердце колотиться сильнее — его горячее дыхание уже опаляет мое лицо. — И я не сомневаюсь в положительности вашего ответа. Вы очень умны, я это знаю, но ваше положение, увы, полно уязвимых точек. Не воспользуетесь моей помощью — лишитесь абсолютно всего. Или уступите врагу, сдавшись на его милость. Неужели вы это допустите? Нет, Виктория-сан, я вам нужен. Жизненно необходим. Так почему бы мне не поторопить события? Уж слишком долго вы меня интересуете, чтобы я пренебрег этой возможностью.
Прекрасно!
То есть помимо предложенного мне предательства, мне предлагается еще и разнообразить японцу эротический досуг? Он мне за эти “дополнительные обязанности” отдельно доплачивать планирует, или как? А больничный при мигрени мне брать разрешается?
Хотя, если честно сказать, он на самом-то деле весьма убедителен. И использует очень важные для меня детали моей биографии, которые действительно могли сыграть. Еще вчера!
— Такахеда-сан...
— Ютака, — перебивает меня настырный японец, — сообщники могут позволить себе большее доверие, не так ли?
Я не успеваю толком ничего сообразить — я даже напугаться особо не успеваю, хотя положение у меня проигрышное, и быть один на один с мужчиной, да еще и таким непрошибаемым — на самом деле опасно.
В дверь стучат так, что она грозит слететь с петель. Ногой, кажется.
Этот стук заставляет руку Ютаки отдернуться от моего лица, да и его самого с недовольным лицом повернуться в сторону двери.
— Титова! — раздраженный рык Ветрова из-за двери сложно с чем-то перепутать. — Ты долго еще планируешь собираться?
Что он несет — я понятия не имею. Это явный экспромт. Но боже, как я сейчас рада Ветрову…
А легенда… Легенду мы сочиним и на лету!
20. Выживших не будет
— Простите, Ютака-сан. Мы с ним договорились, что после переговоров именно он отвезет меня и нашу дочь домой.
Сочиняется эта легенда и вправду махом. Что натурально принесло Ветрова к моему домику — я подумаю потом. Но он вполне мог заметить машину Такахеды тут, взбелениться и решить испортить мне “малину”. Это Ветров. И иногда даже в синдроме “собаки на сене” можно найти свои плюсы.
Ключ моей легенды — виноватый тон, и опущенные к полу глаза.
Обращение по имени — такое, чтобы меня нельзя было заподозрить в манипуляциях.
“Смотри, я играю по твоим правилам”.
Господи, только бы сработало.
Я ведь не зря избегаю даже мыслей о возвращении к юридической карьере, я сейчас объективно её могу не вытянуть. Я всегда была импульсивной, и хоть с годами это и смазалось, но сейчас у