2 страница
похоже на обычное российское ток-шоу, посвященное чему угодно, кроме реальности. А реальность была такой, что у меня хватало сил только покрепче сжимать очко во время бесконечных скачков «Нивы» на колдобинах, и я не понимал, как Гущин и экстрасенс могут вести более-менее связный диалог.

Битый час отечественная комбинация гроба и полного привода тряслась по дороге среди пустоши с чахлым березняком. Казалось, что в таком прозрачном месте невозможно не обнаружить вертушку с воздуха. Но пропавший Robinson R44 был белым, а пространство местами слегка припорошило снегом…

Когда «Нива» остановилась, местность оглушила невероятной, непроницаемой тишиной, и страшно стало покидать этот неопрятный аппарат.

Торфяник при каждом шаге гудел под ногами. Профессор Гущин повел нас строем типа «гурьба» в наш квадрат – в километре от дороги. Я глотал сопли и жалел, что не надел шапку. Галя шла, наступая с носочка, чтобы под ней меньше гудела земля. «Не провалитесь, не переживайте», – твердил Гущин и подавал Гале руку при малейшем препятствии. Оператор, почему-то оставивший чехол на опушке, нес камеру, укрывая ее курткой. Экстрасенс сосредоточенно всматривался в кусты. «Хочу поссать», – внезапно и грубо объявил он. Группа по указанию Гущина остановилась. Ноябрьский снег падал мне в волосы и тут же таял. «Он тут», – проорал из мелколесья экстрасенс.

Позже авиационный комитет даст в отчете такую формулировку: «ВС было случайно обнаружено волонтерами, а не специальными службами, в районе, отработанном воздушными и радиотехническими средствами поиска». С одной стороны, желание экстрасенса поссать именно в этой точке – это действительно случайность. С другой стороны – ну не совсем же случайно он оказался в Тверской области, в середине торфяника, с полным мочевым пузырем.

За лужицей мочи в снегу, под березками, лежал Robinson R44, сложившийся в ровный белый металлический шар диаметром в метр. Рядом валялся хвост. Экстрасенс, оправляясь, развернулся к нам: «Как его, а… укатало».

Срубленные вершины берез четко указывали на то, что судно падало под небольшим углом, а не в пике. Вокруг были видны замерзшие куски мяса и костей, разбросанные в хаотичном порядке. Картинка страшная, но очень кинематографичная.

Галя впечатлилась и начала плакать. «Да это он с собой вез! – прокомментировал экстрасенс, глядя поочередно на мясо и Галю. – Труп-то вон!» И правда, труп ничком лежал метрах в десяти. Мужик лет 50 был на вид цел, но на самом деле труп, да еще лежалый. А мясо принадлежало лосю, которого покойный застрелил, разделал и вез с собой со своей далекой заимки.

«Галь, давай тут», – поставил я героиню на фоне разбитой машины. Галя, готовая на всё, немножко заплаканная, накрашенная как на тусовку, уставилась в камеру. «Говори, как нашли» – команда подействовала мгновенно, и Галя без подготовки бросилась бормотать всякую чушь, искренне боясь оглянуться. Ей хотелось как можно скорее отделаться от своих впечатлений.

Так у нас получился репортаж про экстрасенса, который угадал, где лежит труп. Такой отчет здорово бы смотрелся вместе с выводами авиационного комитета. Меня это забавляло, потому что я не думал противиться краху этого странного «пилота». Хотя… проект был бы охуенным, если б наш «ящик» готов был к такому откровенному черному юмору, постмодернизму, столкновению любовницы вице-премьера и реальной жизни в ее экстремальных проявлениях. Честное слово, это можно было бы довести до уровня фантастических диалогов Невзорова и каннибала о заготовке человечины впрок, на зиму.

Волонтеры, продрогшие в осеннем лесу, были несказанно рады находке. Все порядочно устали бродить по торфяникам: поиск продолжался больше 7 дней. Этот факт, кстати, заставил меня изумиться: люди неделю торчали в лесу, чтобы найти нечто неживое, что полиция и спасатели уже перестали искать (а потом снова начали, но только из-за волонтеров, которые постоянно приезжали, днем и ночью).

Мы показали отснятое Рите Соловьевой. Рита смотрела на упавший вертолет без особого интереса. Потом развернулась: «Ты вообще единственный из телевизионщиков за всю мою практику, кто показал картинку. Всё нормально». Тут же подскочила какая-то девка на каблуках, представилась пресс-атташе МЧС по региону и попросила видео. «А почему труп не сняли?» – «Ну, мы… как бы его не будем показывать», – пробормотал я, не сразу отыскав причину не снимать труп. Девка злобно буркнула: «А мне теперь туда ехать».

Через пару дней мы сняли студийный «пилот», который начинался словами любовницы вице-премьера: «Если государство не решает проблему, люди сами попытаются это сделать. И сделают это лучше государства».

Продюсер-мудак не заплатил мне ни копейки. А «пилот» так и не вышел – нигде и никогда. Впрочем, потом я видел Галю на канале, предназначенном для сомнительного пространства «СНГ». Она некоторое время скучно бубнила что-то с узбеками и белорусами об общем пути в социальном развитии. Настолько неинтересно было даже пытаться представить, куда же приведет этот путь Галю, белорусов и узбеков, что я не выдержал и выключил «ящик» уже через минуту.

Но – о главном. Мне понравились поиски. Это было гораздо лучше, чем получать по ебалу на митингах. И, кроме того, эффективнее. Ведь на митингах, кроме разбитого ебала, ты не мог получить ничего (ну, после 2012 года мог получить еще и статью), а поиски позволяли найти человека или его останки.

Мне было 23. За полгода до описываемых событий в день моего рождения Ленинград презентовал новый альбом – «Хна». На концерт мы пошли с – тогда еще – моей женой и парой друзей. Меня порадовало, что 2000 человек, 3/4 из которых гетеросексуальные мужики, подпевают длинноногой рыжей красавице «я так люблю / когда большой и толстый хуй во мне». Юля Коган, та самая красавица, была настоящей дивой, чудесной феей, примой, которая творила нечто невероятное своим вокалом. Через неделю после концерта я расстался с женой. Поэтому вся «Хна» приобрела некий траурный, депрессивный окрас.

И вот – поиски. Мне 23, 23 с половинкой мальчику. До того я успел жениться, сделать двух детей, приобрести кучу вредных привычек, пройти пару ступенек по карьерной лестнице, а потом всё, кроме привычек, просрать. Впереди меня ждала любопытная эпоха. Эпоха поиска, в которую я входил с отчаянной песней «Про любовь», лучшим лирическим треком от Шнура, вышедшей прямо перед моим первым поиском.

2. Eminem: «Lose yourself»

В течение месяца я несколько раз выезжал на поиски и познакомился с костяком отряда. На тот момент – человек 40, которые ездили постоянно. После поисков – удачных и не очень, а также просто в свободное время отряд в разных составах собирался в бургерной на Маяковской. Думаю, что часов 7–10 в неделю тогда у всех уходило на эти посиделки, которые приобрели какой-то кулуарный, нутряной характер. Благодаря общению в бургерной ты мог получить некие неформальные права: звонить людям посреди