Тереза сразу поняла, что произвела на грозного посланца Комитета общественной безопасности сильное впечатление, но сделала вид, будто ничего не произошло. Она прекрасно освоила лексику и риторику революционной речи и начала разглагольствовать на тему милосердия, которое должно проявлять в отношении, нет-нет, не врагов, а жертв революции. Республика должна процветать не на груде трупов ее лучших сыновей и дочерей, но на прочном фундаменте справедливости. Отсюда надлежит проявлять отзывчивость, а с этой целью любовь Тальена к свободе должна помочь ему выявить те случаи, которые заслуживают милосердия и прощения. Демонстрация подобного сострадания впишет имя Тальена золотыми буквами в сердце города, и именно такой подход позволит горожанам вернуться к активной революционной жизни. Столь тонкая лесть не могла не затронуть тщеславие комиссара, на что, собственно, и рассчитывала прекрасная просительница. Каким образом развивались события далее, видно из того, что ходатайство Терезы Кабаррюс было удовлетворено, а Тальен пожелал навестить эту смелую женщину в ее уютном домашнем гнездышке.
Тальен был настолько покорен умом и красотой гражданки Кабаррюс, что тут же счел необходимым кратко представить ее своему коллеге, Клоду-Александру Изабо, суровому и хитрому бывшему монаху-капуцину. Если Тальен, невзирая на свой революционный пыл не собирался отказываться от радостей жизни, то Изабо взял себе за образец Робеспьера и идеально изображал из себя человека добродетельного, неподкупного и совершенно равнодушного к женским чарам. Тереза сделала попытку польстить ему несколькими витиеватыми фразами, которые могли бы запасть в душу самой бесчувственной особе, но натолкнулась на глухую монастырскую стену. Она не имела привычки терять время на соблазнение человека, который того не желает, и оставила Изабо в покое. Но проницательный монах был скор на расправу, и уже 18 ноября в Париж был отправлен донос, что Тальен завязал «интимную связь с гражданкой Кабаррюс».
Где-то между 30 ноября и 10 декабря 1793 года Тереза была арестована и заключена в крепость д'А. Удар был рассчитан точно: у Тальена умер отец, и он испросил себе разрешение уехать на две недели в Париж, дабы устроить дела овдовевшей матери. Составитель доноса рассчитывал, что обратно он уже не вернется. Однако у Тальена было много друзей среди влиятельных членов Конвента, и ему удалось отбросить все обвинения в свой адрес. Тереза недолго пробыла в крепости, но успела познать на себе все радости заключения в ледяной камере-одиночке. Там беспрепятственно бегали крысы, а грязная подстилка из гнилой соломы кишела червями, которые, почуяв человеческое тепло, немедленно принялись заползать к ней под одежду. Терезе еще повезло, поскольку арест произошел ночью, и она не была подвергнута обычному унизительному обыску в присутствии нескольких мужчин, совершенно обнаженная и осыпаемая насмешками и оскорблениями. На следующее утро Тальен лично явился за ней, и с тех пор она уже твердо могла рассчитывать на его защиту.
Впоследствии ей без малейшего стеснения не единожды задавали вопрос, как она могла отдаться палачу, и Тереза всякий раз, пожав плечами, с улыбкой отвечала:
— Когда вокруг бушует буря, ты не выбираешь якорь спасения, — т. е. утопающий хватается за соломинку. Но она никогда не отрицала того, что любовь могущественного и сильного человека пробуждала в ее молодом теле необъяснимое страстное желание, которое ей было неведомо ни с мужем, ни с двумя своими утонченными любовниками.
Естественно, возвышение прекрасной Терезы не прошло для жителей Бордо незамеченным. Кто-то стал подчеркнуто сторониться ее, кто-то, напротив, угодливо кланялся при встрече. Многих удивляло, что теперь она предпочитала называть себя Кабаррюс-Фонтене, хотя, казалось, с бывшим мужем ее уже ничто не связывает. Тальен же старался доказать властям в Париже, весьма раздраженным его связью с бывшей аристократкой, что его подруга столь же полна революционного рвения, сколь и он. Такой случай вскоре представился.
Как уже было сказано, религию практически отменили, церковь лишили ее имущества и не стеснялись всячески издеваться над ней. Например, посланный со всеми полномочиями в Лион представитель Комитета общественного спасения, бывший семинарист Жозеф Фуше устроил шествие ослов, облаченных в одежды священников, вызвавшее полный восторг санкюлотов. Но что-то должно было заполнить образовавшийся духовный вакуум, и парижские политики пришли к выводу, что на эту роль больше всего подходит богиня Разума. Со свойственной французам склонностью к живописному оформлению 10 ноября (или 20 брюмера, как оно теперь считалось по революционному календарю новой эпохи) в Соборе Парижской богоматери было устроено празднество, прославлявшее новую богиню. В центре нефа был сооружен высокий искусственный холм, вокруг которого спиралью вилась дорожка к самому верху, к надписи огромными буквами «Философия». На середине склона было установлено нечто вроде греческого алтаря, на котором пылал большой факел, факел богини Разума.
К алтарю восходила прекрасная женщина, воплощавшая собой Свободу… Она была облачена в белую тунику, синюю мантию, а на голове красовался неизбежный красный фригийской колпак. В руке богиня несла огромную пику и занимала место на троне, украшенном зеленой листвой. Прослушав гимн, исполненный хором подростков, изображавших сказочное будущее свободной Франции, она поднималась и величественно шествовала для приветствия к собравшимся в соборе членам Конвента, которые уступали ей место среди них, а председатель награждал ее братским поцелуем.
Примерно по такому же сценарию уже 10 декабря был устроен праздник и в Бордо. Доминиканская церковь Пресвятой Богоматери, где проводилось это мероприятие, как и все храмы после церковной реформы, была лишена привычных признаков святилища, где возносятся молитвы Господу, т. е. убраны все кресты, картины и статуи. На месте главного алтаря красовалась куча земли, усыпанная цветами, а боковые капеллы были посвящены двум временам года, считавшимся наиболее патриотичными, ибо они символизировали возрождение и расцвет: весне и лету. Наверху было развешано множество гирлянд, освещенных таким множеством свечей, что в церкви было светло, как днем. У входа сновали миловидные девушки в синих и красных туниках, проводившие посетителей к их местам, а там новоприбывших встречали весталки в белых одеждах, томными жестами вручавшие колосья пшеницы или веточки лавра. Тереза в одеждах богини Разума восседала рядом с Тальеном, после чего ни у одного гражданина Бордо не осталось сомнения в том, что она является любовницей посланца Конвента.
Следующим революционным праздником стало прославление одной из недавних побед революционной армии — изгнание англичан из Тулона. В этом важном портовом городе сторонники монархии подняли мятеж, на помощь им пришли испанские военные соединения и эскадра английского флота. 19 декабря после наступательной операции, разработанной совершенно безвестным артиллерийским капитаном Наполеоном Бонапартом, Тулон был взят, а английская эскадра ушла вместе со спасавшимися бегством монархистами. За успешную осаду Тулона Конвент произвел 24-летнего Бонапарта в бригадные генералы.
На этом празднестве, состоявшемся 30 декабря 1793 года, Терезе отводилась