– Информативненько, – подытожила я результаты находки, прервав молчание, длившееся все то время, пока мы выбирались с окраины.
Старик недоуменно посмотрел на меня, видимо, ожидая, что я не иначе как JPS-навигатор, узнав название улицы, сразу сообщу ему наше точное местоположение. Пришлось его разочаровать:
– Именем вождя пролетариата названа либо улица, либо проспект чуть ли не в каждом втором городе России. Поэтому предлагаю поступить проще – спросить.
– В предрассветный час улицы полны любителей променадов, – ехидно заметил старик.
– Насчет прохожих не скажу, но вот эту стелу искренне любят все, кто испытывает нужду, – я ткнула в гордо возвышавшуюся желтую букву «М», припомнив, как одногруппник Венька, ярый националист, использовал Макдоналдс только в качестве бесплатного туалета, аргументируя, что так мстит Америке.
Старик, не придумав ответной колкости, пошел следом за мной в указанном направлении.
Когда мы оказались внутри, в нос сразу же ударил запах фастфуда. В голову не к месту пришла мысль о специфических духах: обычная кухня не пахнет так сильно и аппетитно. Вторым чувством был озноб: только окунувшись в тепло кафе, я поняла, насколько все же холодно ночью.
За стойкой безуспешно пыталась скрыть зевок за улыбкой молодая кассирша.
– Доброй ночи! – поприветствовала она в лучших традициях Карнеги. Увы. Никакой устав обслуживания клиентов не смог скрыть ее взгляда, полного удивления.
Я же, чувствуя себя потомственной клинической идиоткой, выдала:
– А мы тут со свадьбы… по стаканчику кофе выпить зашли, – и, пока девушка пыталась выдать из себя дежурное перечисление списка капучин-моккачин, добавила: – А кстати, в каком мы городе?
Ее палец все же завис над монитором, но, видимо, дрессировали здешних операторов на славу, ибо она стойко ответила на вопрос чудаковатой клиентки:
– Екатеринбург. Какой вам кофе?
– Два латте, пожалуйста.
Кассир споро выбила заказ. Я же после того как расплатилась, выбила-таки почву у нее из-под ног, причем окончательно, банальным при свете дня вопросом: «Где здесь работающий в это время магазин верхней одежды?»
Девушка икнула, но стоически попыталась рассказать, как добраться до вожделенного храма торговли.
С добытыми сведениями и стаканчиками кофе я села за столик напротив Таргоса. Старик поджал губы, ожидая, что я скажу. Моя молчаливая партизанская тактика смакования горячего напитка вынудила его начать диалог:
– И? – в этом емком звуке были и ожидание, и надменность, и негодование на самого себя: как же, ему, высокородному, и приходится спрашивать.
Видимо, и у Дейминго схлынула волна летных впечатлений, ибо сейчас он очень напоминал Лима в первые дни знакомства: такой же аристократически-замороженный и неразговорчивый. Вот только нрав у старика был едкий, как негашеная известь.
Я отодвинула недопитый кофе и, опершись локтем на стол, чуть подалась вперед:
– Скажите, чем я вам так не нравлюсь, что разговаривать со мной наедине вы считаете ниже своего достоинства? Ведь даже когда Лим был рядом, вы настолько фальшиво играли в радушие, что не заметить этого мог бы только слепоглухонемой мертвец, – озвучила я мысль, подспудно давящую на меня с самого момента нашего знакомства.
– Любишь правду? – ощетинившись, в тон мне ответил старик.
– Предпочитаю ее лицемерию из недомолвок.
– Значит, хотя бы что-то стоящее в тебе есть, – выплюнул он, а затем желчно продолжил: – А про «не нравлюсь»: за что мне тебя любить? За то, что подвернулась Лиму в нужное время, когда запрет на брак оказался снят из-за отсутствия Распределителя? За то, что мой племянник поверил твоей молодости и невинному взгляду? Да ты такая же, как и большинство этих светских кокоток-пустышек, грезящих о положении и деньгах. Только вот у тебя самой нет ни сильного дара, ни титула. Лим для тебя – счастливый билет, за который ты ухватилась, как продажная шлюха на улице за богатого клиен…
Договорить он не успел. Остаток кофе из моей чашки оказался у него на лице быстрее, чем я осознала, что делаю.
Захотелось еще добавить: «Старый шовинист» – и кое-что покрепче, но хотя бы этот порыв смогла сдержать. Проглотив комок, возникший в горле после этих его слов, я предельно четко, по-военному чеканя слова, проговорила, вставая:
– Я благодарна вам за спасение, за вашу помощь, но, извините, с тем, кто считает меня продажной девкой, повисшей на его племяннике, я не сяду за один…
Он ухватил меня за запястье, не дав закончить движения.
– И куда же ты пойдешь? Как попытаешься помочь своему мужу? Ведь еще сегодня днем ты всем так усиленно показывала, как его любишь…
Капли кофе стекали с его лица, шеи, оставлял грязные пятна на стойке воротника, но старик, казалось, не замечал этого. Он впился в меня взглядом, как таежный клещ в беспечного туриста.
Первым порывом было выдернуть руку из его хватки и гордо уйти. Но что потом? Просить о помощи близких – чревато. Наверняка за ними следят. Можно было попробовать найти Стасиса и Йожа – неунывающую парочку, по вине которой меня и отправили в Институт благородных чародеек. Попытаться через них выяснить, в чем же обвиняют нас с Лимом. Но что смогут и смогут ли вообще два кадета-шалопая? Но других знакомых от мира магии, кому могла бы довериться, у меня попросту не было. Зато у этого чертова старика наверняка они есть.
И я опустилась обратно на стул.
– Знайте, я вас презираю теперь так же, как и вы меня. Но я перешагну через собственную гордость, если это поможет вытащить Лима.
Старик ничего не ответил, лишь отпустил мою руку, а потом довольно улыбнулся.
– Ну вот и выяснили отношения, – заключил он и вытер лицо ладонью. – Кстати, кофе преотвратный.
– Выяснили, – подтвердила я. И задала последний вопрос: – Скажите, а зачем вам я? Вы же могли, раз так недолюбливаете меня, просто не подцепить заклинанием левитации или не спасать от бандитов…
– Я хочу, чтобы мой дорогой племянник сам разочаровался в тебе. И приложу для этого все усилия. Поэтому и не дал сегодня разбиться. Что же до того несчастного, погребенного под железом, – это его, как оказалось, надо было спасать от тебя.
Но, как впоследствии выяснилось, старик виртуозно умел недоговаривать: я нужна была ему не меньше, чем он мне. Ведь даже убеленные сединами чародеи оказываются беспомощны, когда вынужденно или добровольно остаются без магии. Поэтому-то заметать следы, теряясь в людском потоке, пришлось мне. Как ни странно, это не составило особого труда.
Мы добрались до магазина, где и приобрели все необходимое.
Стоя у зеркала и вытаскивая шпильки из прически, с грустью осознавала, что совсем не так должен был закончиться этот свадебный вечер. Слезы покатились из глаз сами собой. Беззвучно. Тушь, вопреки всем ожиданиям, вела себя, как защитники осажденного Ленинграда, – стойко, не сдаваясь соленой влаге. Решительно вытерев непрошеные дорожки со щек рукавом, скрутила волосы в узел и спрятала под кепку. Одернула мешковатую джинсовую куртку и прихватила лежавшие рядом очки.
– Ну