Комната поплыла в померкнувшем свете. Возникло ощущение, словно что-то рвет меня изнутри, хотелось, чтобы все это закончилось как можно быстрее, пусть даже смертью. Но вот постепенно боль спала, и тьма начала рассеиваться… Выяснилось, что все это время я лежала с открытыми глазами, хотя звуков пока еще не слышала.
Вот отец склонился надо мной, что-то говоря. Увидела, как шевелятся его губы, обеспокоенный взгляд скользит по моей руке… А потом он вновь взял мое запястье… Я думала, что больнее быть уже не может, но черный колодец агонии, в который я погрузилась, доказал обратное. Я летела в бездну страха огня, сжиравшего меня изнутри.
А за второй волной боли – еще одна яркая вспышка в сознании: это последний, третий имплант вошел в пресинаптическую щель между двумя нейронами.
Не знаю, как долго приходила в себя, но первое, что я увидела, – глаза отца, внимательные, полные отчаяния. Готова поклясться, он предпочел бы сам тысячу раз пережить все, что только что испытала я, лишь бы оградить меня от всего этого. Увы, чужую боль забрать себе еще никому не удавалось.
– Девочка моя, сможешь ли ты меня простить когда-нибудь?
Именно от этих слов меня накрыло понимание случившегося. Полное и абсолютное. На нас напали, смогут выжить лишь единицы, теперь и я в их числе, но не отец. Смотрю на него, единственного родного мне человека во всей Вселенной, и не могу поверить, что больше его не увижу.
Хочется закричать, ударить, сделать уже хотя бы что-нибудь, но я только смотрю… а потом перевожу взгляд на руку. На предплечье три порта – один стандартный и два модифицированных. Мечта и гордость всех пилотов Союза. Пропуск в элиту космических войск. То, что соединяет тебя с кораблем в единое целое, позволяя управлять им гораздо быстрее, прокладывать маршрут и рассчитывать точку выхода после гиперпрыжка, используя функции самого совершенного процессора – человеческого мозга – в разы эффективнее, чем при ручном управлении.
Теперь я могу стать симбионтом корабля, если выживу, конечно. Эти импланты должны были ввести трем отличившимся пилотам последней кампании Варрина…
– Нам надо торопиться. Ты все запомнила? – Отец хотел казаться собранным, но дрожь в голосе и суетливые движения выдавали его с головой.
– Да, папа, я выживу, чего бы мне это ни стоило.
Отец крепко обнял меня и помог встать с кресла.
Мы пошли, а затем и побежали к одному из ангаров, где находились истребители класса «Эйсиньи», достаточно маневренные, чтобы суметь уйти от обстрела, и в то же время способные вместить порядка ста человек. Таких кораблей на базе было всего три.
Как и все дети на базе, я разбиралась не только в типах и классах звездолетов, челноков, флаеров и планеров, но и мечтала поступить в одну из военных академий. А о чем еще мечтать, когда тебя окружают военные, разговоры – исключительно о боях и полетах, а самое распространенное чтиво – Устав космического флота Союза? Но умом я понимала, что для меня это утопия. Девочек редко брали даже в захудалые летно-космические училища, обосновывая это тем, что женский организм хуже выдерживает перегрузки при гиперпрыжках и коркат-излучение, которым славятся пространственные проколы.
Отец подвел меня к последнему, еще не задраенному шлюзу корабля.
– Возьмите еще вот этого, – выдохнул он, толкая меня в спину. – Вылавливал его по всей базе с начала тревоги. Еле догнал.
– Имя, фамилия, звание родителей! – гаркнул суровый офицер, чье лицо украшал шрам от ожога, попутно загружая на экран голопроектора список имен.
– Он навряд ли есть в базе, этот ребенок – экспериментальный образец. У него три порта, все три прижились. Специально для Летной академии готовили.
Отец врал – кожа вокруг джейтишек была наращена искусственно, буквально пару минут назад.
– Не знаю, какой ненормальный отдал приказ имплантировать в ребенка ЭТО. Он же еще не знает, как штурвал держать, а его уже к ядрам микросхем напрямую подключать хотят…
Продолжить не дал отец:
– Этот мальчик – ценный образец. Наверное, самый ценный из всех. Вы обязаны его взять.
Папа говорил убежденно, настолько, что офицер засомневался.
– Ладно, давай, пацан, – он махнул рукой, – живо на борт. Надеюсь, проскочим.
Створки шлюза поползли друг к другу, и я в последний раз взглянула на отца. Он улыбался.
А спустя три часа по межгалактическому времени планета Микад перестала существовать. Все, кто остался на ней, погибли за пару минут под обстрелом мирийцев.
Глава 1
В погоне за наглостью
В жизни выбираем мы разные дороги,Нам придется обивать разные пороги,И смеяться, и грустить –Каждый о своем,С кем-то больше не делитьХлеб, тепло и дом.Разум нам сказал, как жить,Сердце – всё пройдет!Выбрал сам свой путь – иди,Никого лишь не вини,Что никто не ждет.
Тэри Ли
Стоя в кабинете директора, я сверлила глазами пол. Старательно отыгрывала раскаяние, дабы владелец сих шикарных апартаментов (в углу между плинтусами, кстати, в паутине застряли две мухи-акселератки размером с полмизинца каждая) не усомнился: меня одолевают муки совести. Ну да, глупо попалась (а сожалела я именно об этом, а не о том, что взяла полетать без надлежащего разрешения новый флаер с усиленной гравитационной подвеской), но директору об этом знать не обязательно.
Меж тем Тонар Радвин продолжал свою пламенную речь, призванную усовестить меня:
– В кои-то веки наше училище оснастили современной техникой! С выходом для джей-ти-порта. И как раз накануне ежегодных гонок. Это единственный случай, когда министерство расщедрилось для нас на целый и почти новый флаер. И в первый же вечер я узнаю о том, что его угнали! И кто? Лучший кадет академии! Тэри Ли, вы осознаёте всю степень вины?
Я мысленно ехидно комментировала каждую фразу директора. Ну да, выделили аж целый флаер. Только не уточнили, что это драгстер – сверхбыстрый в квалификации и ненадежный в гонке. Такой после десятка кругов скатывается в хлам и дымит на обочине. Еще, как вариант, перед остановкой он может потерять управление и пару сотен метров нестись, как таракан от дихлофоса, сшибая все и вся на своем пути. Зато напротив названия нашего училища начальство из министерства смело может поставить галочку в графе «укомплектовано новейшим аэрокаром». А то, что для ежедневных тренировок курсантов целого потока такая машина не годится, – плевать.
– Осознаю, – протянула я, попытавшись добавить в голос как можно больше печали и покаяния.
Но, похоже, переиграла – директор сморщился, как от зубной боли.
«Не поверил, а жаль», – промелькнула вертихвостка-мысль, которую тут же вытеснил неожиданный вопрос Тонара:
– И как флаер в деле?
Провокационно-заинтересованная интонация директора меня не насторожила.
– Машина – огонь! – оптимистично начала я (не уточняя при этом, что имела в виду проводку, которая искрит где только можно и где нельзя – тоже искрит). – Стартует плавно, –