Много лет назад мы, как когда-то и сама Мария, не знали об этом виде медицины ровным счетом ничего и не видели в ней ничего научного. Однако к моменту появления в нашем доме Марии ситуация стала настолько тяжелой, что мы были готовы пробовать что угодно, и даже мама охотно дала согласие.
В отличие от толп специалистов, что побывали у моего отца за последние недели, Мария не стала тратить время на лишние речи и умные фразы. Вместо этого она детально – и в полной тишине – изучила ушную раковину своего пациента, после чего поставила диагноз: у отца ослаблена печень (действительно, во время Второй мировой войны он переболел малярией), и она не в состоянии вывести токсичные продукты распада того антибиотика, что дал ему военный врач на озере Вуокса, а они, в свою очередь, спровоцировали тяжелейшую астму.
Мария достала из сумки небольшую коробку, вынула оттуда несколько маленьких металлических игл и принялась втыкать их в ушные раковины, руки, ноги, спину и грудь отца – казалось, она заранее точно знала, куда именно должна попасть иголка.
С момента применения Марией иглотерапии на моем отце началось его чудесное исцеление. Нервы всех присутствующих в тот момент в комнате были, конечно же, натянуты до предела, как гитарные струны. Мы, замерев, наблюдали, как Мария молча и методично делает свое дело под громыхающие хрипы больного.
Постепенно дыхание становилось все менее шумным, а рваный ритм, казалось, стал спокойнее и более регулярным. В ту ночь впервые за долгое время мой отец смог уснуть. Благодаря Марии он прожил еще двадцать пять лет.
Мне же было не до сна. Свернувшись калачиком прямо в пижаме у двери в комнату отца, я прислушивалась к малейшему доносящемуся оттуда звуку и воображала, будто присматриваю за ним. С юношеским пылом я поклялась самой себе, что больше никогда не окажусь бессильной перед лицом страданий и сделаю все возможное, чтобы их облегчить.
К утру я приняла твердое решение: непременно стану, как и Мария, иглотерапевтом. Она пообещала вернуться в девять утра. Я же начала ждать ее у входной двери задолго до этого.
Как я уже говорила, Мария была очень аккуратной и пунктуальной: она пришла ровно в девять. Я прямо сразу перешла к делу с тем пылом и бесцеремонностью, которые можно позволить себе только будучи тринадцатилетней девочкой. Я попросила ее обучить меня иглоукалыванию, чтобы я «могла заботиться о своем отце, потому что, – сказала я, – если он когда-нибудь снова заболеет, а вас не окажется рядом, я должна быть в состоянии вылечить его так же, как это сделали вчера вы». Мария была не особо удивлена. Она объяснила мне, что только лицензированные врачи имеют право заниматься иглоукалыванием, а значит, для начала мне следует заняться изучением медицины. Я пообещала ей, что непременно займусь этим, как только закончу школу. Но тогда это казалось мне каким-то очень далеким будущим, а я была слишком нетерпеливой. Я попросила ее научить меня хотя бы азам ее искусства, «чтобы мне не тратить попусту время». Впечатленная моей решимостью и энтузиазмом, Мария согласилась и разрешила мне приходить каждый день к ней в кабинет, чтобы молча наблюдать, как и что она делает.
С того самого момента небольшое подвальное помещение, служившее ей кабинетом, стало для меня вторым домом. Я приходила туда ежедневно в семь утра перед школой, чтобы подготовить кабинет к приему пациентов, а потом возвращалась после занятий и оставалась до позднего вечера наблюдать за неутомимой пляской рук Марии. Я проводила здесь все школьные каникулы и продолжала приходить каждый день, уже учась в университете.
Я расставляла кушетки, меняла простыни, готовила пациентов к сеансу иглоукалывания и во всем помогала своему учителю Марии.
Она работала крайне методично. Каждая деталь была чрезвычайно важна, необходимо было соблюдать идеальный порядок: каждый инструмент должен был быть в точности на своем месте, чтобы их можно было использовать в строго определенной последовательности – для этого требовалась дисциплина, почти такая же строгая, как военная. Под рукой должно было быть лишь то, что могло пригодиться в данный момент для лечения пациентов, а все остальное убиралось.
Мало-помалу Мария стала разрешать мне убирать иглы по окончании сеансов. Но прежде чем она могла позволить мне их ставить, мне необходимо было получить медицинский диплом.
Сокровища ушной раковины
Мой интерес именно к аурикулярным точкам – акупунктурным точкам, расположенным на наружном ухе, – возник через несколько месяцев работы у Марии однажды утром, когда я, как обычно, пришла подготовить кабинет к приему пациентов. Больница просыпалась после ночи – начинался рабочий день. В полной панике к нам прибежала молодая операционная медсестра: ей свело шею, из-за чего она не могла пошевелить головой, а малейшее движение провоцировало острую боль. Через два часа у нее начиналась смена в хирургическом отделении; она пыталась найти замену, однако ничего не вышло. В отчаянии она примчалась в кабинет к единственному человеку, способному сотворить чудо, – к Марии.
Как обычно, на лице Марии не отразилось ни тени лишних эмоций. С изумительной проворностью она достала из небольшой коробки маленькую серебряную иглу в форме спирали. Ничего не понимая, но затаив дыхание, чтобы ничего не упустить, я наблюдала, как Мария зажимает ушную раковину девушки между двумя пальцами, кладет в определенную точку крошечную серебряную спираль, а затем закрепляет ее медицинским лейкопластырем. Это дало мгновенный эффект.
После воздействия на единственную точку ушной раковины пациентка вновь смогла легко поворачивать голову влево и вправо, словно ничего не произошло. Ошарашенная, она несколько раз повторила эти движения: ее боль исчезла почти полностью.
Часа три спустя, закончив свою смену в операционной, медсестра вернулась с букетом цветов, чтобы поблагодарить Марию. Я тоже была в восхищении и одновременно в сомнениях: как малюсенькая спираль из серебра своим ничтожным давлением на конкретную точку ушной раковины могла мгновенно устранить сильнейшую боль в области шеи? Это казалось мне невероятным, и вместе с тем я видела это собственными глазами. Я сгорала от нетерпения и хотела скорее узнать как можно больше, поэтому принялась засыпать Марию вопросами: что именно представляют собой аурикулярные точки? По какому принципу они работают? Как их использовать? Как определяется их конкретное расположение? Кто их открыл? И еще много чего.
Со своей обычной невозмутимостью Мария достала карандаш и большой листок бумаги, на котором нарисовала контур ушной раковины человека. Затем она принялась скрупулезно отмечать на ней группы точек – в общей сложности их 108, неравномерно распределенных по всей поверхности уха.
После этого Мария начала объяснять мне принципы аурикулярной терапии.
Если посмотреть на нарисованное ухо, то видно, что по форме ушная раковина практически точь-в-точь повторяет абрис перевернутого эмбриона.
С практической точки зрения аурикулотерапевта, ухо напоминает приборную панель реактивного самолета: различные круговые шкалы показывают, исправно ли работают двигатели и навигационные приборы, и