– Между прочим, она нам машет.

Кьюбитт бросил взгляд на берег, где на фоне неба и скал виднелся округлый силуэт мисс Дарры, которая и впрямь махала им большим носовым платком.

– Кажется, она разгружается и устанавливает этюдник, – сообщил Пэриш. – Похоже, будет делать наброски – вот только чего? Что с того места разглядишь?

– Птичек она будет писать – вот кого, – бросил Кьюбитт. – Ну а теперь, Себ, минутку не разговаривай и держи голову так, как держал. Нужно положить тень под твоей нижней губой. Сеанс необходимо завершить, не так ли?

Полностью сосредоточившись на натуре и отрешившись от окружающего мира, он поработал кистью еще несколько минут, после чего наконец опустил палитру.

– Вот и все. На сегодня хватит. Пора собираться.

Чуть позже, собрав кисти и краски и накинув на плечо ремень этюдника, Кьюбитт бросил взгляд на морской простор и неожиданно произнес:

– И все-таки, Себ, было бы куда лучше, если бы ты ничего не говорил о завещании Люка.

Еще до поездки на побережье три товарища решили, что будут проводить свободное время как кому заблагорассудится. Уочмен, к примеру, подумывал сейчас о том, что было бы очень неплохо выйти на лодке в открытое море и порыбачить. Проснувшись с восходом солнца, он продолжал нежиться в постели и, вслушиваясь в топот ног по «ступеням Оттеркомби» и голоса рыбаков, думал о связующей нити, соединявшей прошлое и настоящее. Ведь как ни крути, а рыбаки с мыса Кумби точно так же поднимались с рассветом и шагали в направлении гавани, где их ждали рыбацкие лодки, и двести, и четыреста лет назад. Сейчас, как и прежде, их дети слышали, как за ними захлопывались двери, а жены кормили их завтраком и провожали до калитки. И так уж сложилось, что выход рыбаков в море на протяжении столетий служил сигналом к пробуждению для всех, кто оставался на берегу. Разумеется, за исключением отдыхающих. Обдумав все это, Уочмен сладко зевнул, завернулся в одеяло и вновь отдался объятиям Морфея.

Пробудившись во второй раз в половине десятого, он узнал, что Пэриш уже позавтракал и отправился к мысу Кумби-рок.

– Мистер Кьюбитт задумал написать преогромную картину, сэр, – рассказывал Абель Помрой завтракавшему Уочмену. – А уж сколько он на нее красок извел – просто уму непостижимо. Полагаю, мне хватило бы их, чтобы покрасить фасад гостиницы. Должно быть, именно поэтому полотно кажется вылепленным из теста. Что же до самой картины, поначалу складывается впечатление, что на ней запечатлена скала на фоне моря. Но потом, приглядевшись, понимаешь, что никакая это не скала, а мистер Пэриш собственной персоной. Стоит, понимаете ли, в полный рост на пристани и вглядывается в морской простор с таким серьезным видом, как будто размышляет, что заказать на обед. Думаю, сэр, вам тоже следовало бы сходить на пристань и глянуть на то, как мистер Кьюбитт мечет мастерком краски на холст.

– Мне лень тащиться на пристань, Абель, – ответил Уочмен. – Кстати, а где Уилл?

– Поднялся с рассветом и отправился в гавань вместе с рыбаками, сэр. – Абель вскинул голову, поскреб пальцами в затылке и принялся расставлять на стойке бара стаканы, тарелки и пивные кружки. – Какой-то он у меня беспокойный, – неожиданно сказал старик. – Родной вроде бы сын, мистер Уочмен, а вот понять его мне, похоже, не дано. Словно чужой стал. И с каждым днем все больше от меня отдаляется.

– Неужели? – рассеянно осведомился Уочмен, набивая трубку.

– Точно вам говорю, сэр. Это все политика проклятая. С тех пор как он начал ею заниматься, мы все меньше понимаем друг друга. Парень он, конечно, умный, да и в школе хорошо учился, но как выучился и увлекся политикой, так почти перестал со мной разговаривать. Решил, должно быть, что я теперь ему не ровня – в смысле мозгов, так сказать, ну и в плане правильного понимания жизни.

– По-моему, Абель, вы несколько сгущаете краски, – произнес Уочмен без большого, впрочем, энтузиазма.

– Ничего подобного, сэр. С некоторых пор я совершенно перестал его понимать. Я ведь человек старой закалки и продолжаю голосовать за тори. Спросите почему? Да черт его знает. Скорее всего, по той простой причине, что за них голосуют все мои старые приятели. Так уж у нас повелось.

– По мне, вы совершенно правильно делаете.

– Ну а мой сын, сэр, так не считает. И называет меня эгоистом и глупцом, который не видит дальше своего носа.

– Я бы на вашем месте не слишком из-за этого расстраивался.

– Если бы только это, сэр. Честно говоря, наши политические разногласия меня не больно волнуют. А вот агрессивность, которая стала в нем проявляться, беспокоит – и даже очень. Вспомните только, как он вчера с вами разговаривал. Я от его речей чуть со стыда не сгорел.

– Я сам в этом виноват, Абель. Спровоцировал его – вот и нарвался.

– Вы очень добры, коли так ставите вопрос, сэр, но я же вижу, каким в последнее время он стал. Агрессивным, грубым и нетерпимым к мнению людей, которые думают не так, как он. А ведь мне так хочется, чтобы он успокоился, взялся за ум и занялся наконец делом! Я «Плюмаж» имею в виду. Страшно подумать, что с ним станет без хозяйского пригляда, а ведь мне уже скоро семьдесят, мистер Уочмен. Уилл – мой младшенький, но так как старшие сыновья погибли на войне, а дочки вышли замуж, разъехались по миру и живут теперь в Канаде и Австралии, то «Плюмаж» должен перейти к нему.

– Очень надеюсь, – попытался приободрить старика Уочмен, – что со временем Уилл избавится от своих левацких взглядов и будет заботиться о «Плюмаже» ничуть не хуже, чем другие представители славного семейства Помров.

Поскольку Абель промолчал, Уочмен счел нужным добавить:

– Вот женится, остепенится – и перестанет бегать по собраниям.

– Вы все правильно говорите, сэр, только когда это произойдет? Правда, Уилл бросает пламенные взоры на мисс Десси, но неизвестно, что из этого выйдет. Я хорошо знаю Джима Мура – отца мисс Десси и владельца фермы «Кэрри Эдж». Он мой старый приятель, хорошо ко мне относится, так что с ним, полагаю, я смог бы договориться. Но вот его супруга – совсем другое дело. Очень непростая дамочка, надо сказать, и с претензиями. Вбила себе в голову, что с помощью удачного брака дочери сможет протоптать себе дорожку в приличное общество, и отправила ее учиться в школу при женском колледже в Оксфорде.

– Я в курсе, – заметил Уочмен.

– Стало быть, знаете, что к чему, сэр. Мисс Десси эту школу кончила и теперь на равных общается с юными джентльменами всего Западного побережья. Похоже, настоящей леди заделалась.

– И что с того?

– А то, что я буду очень рад, если она выберет себе в