— Везде, если только пожелаете. Вы помогали нам и прежде, и мы будем чертовски рады, если поможете теперь. Вы всюду бываете, Банчи, — улыбнулся своему коротышке–другу Аллейн. — Вы вхожи во все богатые дома. Очаровательные женщины откровенничают с вами. Суровые полковники плачутся вам в жилетку. Понимаете, о чем я говорю?

— Но я ведь не могу злоупотребить чужим доверием, не так ли? Если, предположим, завоюю его?

— Конечно, нет, но вы можете провести маленькое, самостоятельное расследование и сообщить все, что… — Аллейн замялся, а потом торопливо продолжил: — …все, что дозволено порядочному человеку.

— С удовольствием! — энергично подхватил лорд Роберт. — Между прочим, тут такое дело… было бы очень странно, если бы оно оказалось… совпадением.

— Вы о чем?

— Да понимаете… Ну ладно… Только слушайте, Родерик, это между нами. Я уже упоминал, что навестил нынче Эвелин Каррадос. Проходил мимо, увидел парнишку, продающего нарциссы, ну и подумал: отнесу–ка ей цветы. Чертовски милая женщина Эвелин, только… — Он поморщился. — Всегда какая–то грустная. Так и не оправилась после смерти Пэдди, если вы спросите мое мнение. Предана дочурке, а дочурка — ей, но вот Каррадос, по–моему, уж слишком зазнается. Заносчивый, придирчивый, болезненно обидчивый тип — вот что он такое, на мой взгляд. Эвелин сидела на кровати, разбирала груду писем. Тут же ее секретарша. А на коврике перед камином с уязвленным видом стоит Каррадос. Потом пришла Бриджет. Да… так вот. Каррадос сказал, что едет в Сити. Подошел к кровати поцеловать жену, причем с таким выражением лица, что женщина не обрадуется эдакому поцелую. А руками при этом все шарил вокруг нее. Правой рукой залез под подушку.

Голос лорда Роберта вдруг стал совсем писклявым. Он наклонился вперед, уперев руки в колени, и очень серьезно и проникновенно посмотрел на Аллейна. По–кроличьи пошевелив губами, он проговорил:

— Это было чертовски странно. Видно, он нащупал у нее под подушкой какое–то письмо, потому что, выпрямившись, держал его в правой руке. Обычный конверт, только адрес написан таким диковинным шрифтом — как будто печатным, но от руки.

Аллейн бросил быстрый взгляд на досье, но промолчал.

— Каррадос покосился на письмо через монокль: «О, одно из ваших писем, дорогая», — а потом положил на покрывало. Мол «Прошу прощения» или что–то в этом роде. Штука в том, что она побелела как полотно. Уверяю вас, побелела просто адски, клянусь честью. И говорит: «Это от одного из моих неимущих бедняг. Мне придется этим заняться», — и сунула письмо вниз, под другие. Он вышел, и на этом инцидент был исчерпан. Я притворился, конечно, что ничего не заметил, поговорил об их предстоящем бале и разных пустяках, засвидетельствовал свое почтение и откланялся.

Аллейн по–прежнему молчал. Внезапно лорд Роберт ткнул пальцем в лежащий в папке конверт.

— Штука в том, — произнес он с нажимом, — что почерк был тот же самый.

— В точности тот же? То есть вы могли бы присягнуть, что писал один и тот же человек?

— Нет–нет! Конечно, нет. Тот конверт я видел мельком, но мне приятно считать себя отчасти почерковедом, знаете ли.

— Мы тоже вас таковым считаем.

— Очень похож, — повторил лорд Роберт. — Ей–богу. До чрезвычайности.

— Бог ты мой, — пробормотал Аллейн. — Это то, что американцы называют «прорывом». Его величество случай! У случая длинные руки. Как и у закона. «Трепещите!» — говорит случай. Правда, в конечном счете не такие уж длинные — раз этот гусь действует в пределах одного социального класса, а похоже, так и есть. — Он подтолкнул лорду Роберту коробку с сигаретами. — Мы привлекли криминалиста по тому письму от миссис Х. — Х., что лежит в этой папке. Самая расхожая бумага из магазина «Вулворт». Конверт она нам, понятное дело, не показала. Чернила — тоже из «Вулворта», оттуда же и квадратное перо, применяющееся для такого шрифта. Буквы аккуратно вписаны между линейками. И эта старательность, и специальное перо, и тщательная подделка под текстовой шрифт полностью исключают даже намек на индивидуальность почерка. Отпечатков пальцев нет, а миссис Хэлкат—Хэккетт не обратила внимания на почтовый штемпель… Войдите!

Вошел констебль с пачкой писем, положил их на стол и вышел.

— Одну секунду, Банчи; я только взгляну на свою корреспонденцию. Тут может оказаться… Да, черт побери! Вот оно!

Он вскрыл конверт, пробежал глазами короткую записку, развернул приложенный текст, вскинул брови и вручил листок лорду Роберту.

— Фью-у! — присвистнул лорд Роберт.

На листе обычной линованной бумаги между линейками были аккуратно нанесены три или четыре строчки печатного шрифта. Лорд Роберт прочитал вслух:

…

«Непредвиденные обстоятельства помешали получению денег вечером в понедельник. Пожалуйста, оставьте сумку с той же суммой в пространстве между сиденьем и левым подлокотником синего дивана в концертной гостиной по адресу Констанс–стрит, 57, днем в следующий четверг».

— Миссис Хэлкат—Хэккетт, — сказал Аллейн, держа в руке другой листок, — поясняет в записке, что ее неудачливая подруга получила это письмо вчера вечером. А что это за событие состоится в четверг по адресу Констанс–стрит, 57? Не знаете?

— А, эти новые концертные гостиные. Очень модные. Очередное благотворительное мероприятие. Билеты повсюду в продаже. По три гинеи за штуку. Камерная музыка. Бах. Квартет «Сирмионе». Я собираюсь туда.

— Банчи, пусть ничто не отвлечет вас от синего дивана. Заведите беседу с миссис Хэлкат—Хэккетт. Сядьте вместе с ней на синий диван, и когда суровые чары музыки Баха постучат в ваше сердце, останьтесь к ним глухи, но всеми фибрами души…

— Да–да–да. Перестаньте цитировать, Родерик, а то кто–нибудь подумает, что вы детектив.

— Идите к черту!

Лорд Роберт издал кудахтающий смешок и поднялся.

— Мне пора.

Аллейн вышел вместе с ним в коридор. Они обменялись рукопожатием. Простившись, инспектор некоторое время смотрел, как его друг удаляется маленькими шажками — старомодная, чудаковатая фигурка, чернеющая на фоне окна в конце длинного коридора. Фигурка становилась все меньше и меньше, у окна задержалась на секунду, потом повернула за угол и скрылась из виду.

Вечеринка с коктейлем

Через несколько дней после визита в Ярд лорд Роберт Госпелл посетил коктейль–пати, устраиваемый миссис Хэлкат—Хэккетт для ее протеже. Никто, похоже, не знал, кто эта дурнушка, но все единодушно предполагали, что причины, побудившие миссис Хэлкат—Хэккетт вывозить ее в свет, не вполне филантропические. В данный момент никто не помнил имени девушки, но все видели в ней некий добавочный штрих к светской жизни миссис Хэлкат—Хэккетт.

Это был один из первых больших коктейльных приемов сезона, и на нем присутствовали двести пятьдесят человек. Лорд Роберт обожал всевозможные вечеринки, и был, как отметил Аллейн, повсюду