– Что-то не в порядке, – пробормотал монах, оглядывая с галереи неосвещенный двор. – Есть кто внутри или нет, но я должен туда попасть.
– Будешь выламывать дверь? – спросил я. Заведение было из разряда недорогих, и замки на дверях гостевых комнат не стояли. Вместо этого постояльцы запирали снаружи обычные засовы, для чего им выдавался хитровыгнутый ключ. Только он мог пролезть в оставленную для него прорезь и подцепить на засове особые выступы.
– Это ни к чему. Я платил за комнату, а значит я тоже в ней живу, – пояснил ван Бьер. После чего достал из-за голенища сапога дверную открывалку, вставил ее в щель, пошевелил туда-сюда и, сдвинув засов, получил доступ в жилище братьев.
– Хвала Громовержцу – тут никого нет! – облегченно выдохнул я, увидев, что внутри пусто. Пока дверь была закрыта, я так боялся, что комната окажется завалена трупами, что аж взмок. Но страхи не сбылись. Ни мертвецов, ни следов крови не наблюдалось, а те немногие вещи, что тут были, лежали не потревоженными.
– Погоди радоваться, – ответил Баррелий, держа ладонь на рукояти «эфимца». – Не вздумай ничего трогать. Стой там, где стоишь, и поглядывай во двор. Заметишь кого-нибудь – дай знать.
Обойдя комнату он заглянул под кровати, приподнял на них соломенные тюфяки, осмотрел все углы, и в конце концов остановился возле кадушки с водой. Присев на корточки, монах дотронулся до пола пальцем, который затем понюхал. Снова дотронулся и понюхал. Затем еще раз осмотрелся. И лишь потом заключил:
– Недавно тут разлили воду. Разлили и вытерли. Хм…
– И что с того? – спросил я, не забывая выглядывать в приоткрытую дверь. – Вы же с братьями пьянствовали до рассвета, вот они и хлебали сегодня воду как лошади. Один раз уронили ковш на пол – с кем не бывает?
– Верно мыслишь, парень, – согласился ван Бьер. – Только где ты здесь видишь мокрую половую тряпку? А грязь возле бочки размазана тряпкой, не иначе.
– Так это… – Я замешкался, но нашелся с ответом. – Возможно, твои братья выбросили тряпку наружу. Чтобы она не лежала в комнате и не воняла почем зря.
– Тоже здраво подмечено, – кивнул кригариец. – Однако ты не знаешь моих братьев, но знаешь меня, а мы с ними одного поля ягоды. Вот и скажи: стал бы я с похмелья искать тряпку, наклоняться и вытирать пол, если бы разлил воду или вино?
– Ну уж нет. – Я помотал головой. – Ты приказал бы вытереть лужу мне. Или оставил бы ее высыхать, если бы меня не было рядом.
– Об этом я и толкую, – подчеркнул Баррелий. – Я не занимаюсь ерундой, когда у меня болит с перепою голова. А здесь кто-то все же поработал тряпкой. И не слишком давно – пол еще сырой. Но самое главное, почему горит свет?
Он склонился над бочкой и принюхался. Монах не считал должным посвящать меня в свои догадки, и я хотел вновь спросить, что он ищет, но не успел. Именно в этот момент меня отвлекло движение во дворе.
Факелы там не горели, и источниками света снаружи были лишь закопченные окна трактира. Но этого хватило, чтобы я разглядел во мраке несколько силуэтов. Они появились в разных концах двора почти одновременно и заторопились к гостиничной лестнице.
– Кто-то идет! – оповестил я кригарийца. – Прямо сюда. Человек пять или шесть. Там темно, и плохо видно.
– Запри дверь! Живо! – скомандовал ван Бьер. А когда я исполнил распоряжение и снова обернулся, он держал в руке «эфимец».
– Туда! – монах указал мне место по правую сторону от входа. Сам Баррелий расположился слева. И теперь всяк сунувшийся к нам должен был прежде нарваться на него, а я окажусь спрятан между открытой дверью и стеной. – А теперь молчи. Ни звука, усек?
Я кивнул. Самого кригарийца это правило тоже касалось. Поэтому следующий приказ – «Заряжай арбалет!» – он отдал жестами.
Это шпионское оружие стреляло недалеко и было не слишком тугим. Сунув ногу в упорное стремя, я рывком натянул тетиву и, закрепив ее в замке, пристроил болт в желобок на ложе. После чего прижался спиной к стене и нацелил арбалет на окно. Не потому что за ним таилась угроза, а дабы ненароком не выстрелить в соратника.
Тем временем звуки снаружи дали понять, что я не ошибся. Объявившиеся во дворе люди поднялись на галерею и остановились возле нашей двери. Я навострил уши, желая услышать их разговор, но они, кажется, уподобились нам: тоже общались жестами. Или же…
…Или они были гарибами и у них отсутствовали языки!
Баррелия осенила та же догадка. Он посмотрел на меня, высунул язык, а потом изобразил рукой, будто отрезает его ножом. Вряд ли это была шутка, и я вытер рукавом снова выступивший на лбу пот. Неизвестно, что затевала немая компания, но расходиться она не собиралась. Даже несмотря на то, что ей дали понять: в комнату ее не пустят.
У меня еще теплилась надежда, что молчуны потопчутся перед запертой дверью и уйдут. Как знать, может, они проживали по соседству, а на галерее задержались, чтобы подышать воздухом… Увы, я был глуп и наивен. А когда в скважину просунулся такой же ключ, как у Баррелия, у меня исчезли последние сомнения. Кто-то вновь хотел добраться до кригарийца, не поднимая лишнего шума. И на сей раз таких желающих пришло намного больше.
Увидев торчащую в двери открывалку, монах выругался одними губами, а затем взялся за рукоятку засова и потянул его на себя. Теперь, когда дверь удерживали изнутри, двигать без толку ключом можно было хоть до утра. Осознав это, враги прекратили заниматься ерундой, но ключ не вынули. И по-прежнему не уходили. Я продолжал слышать, как скрипит пол под их ногами, и это были единственные звуки, доносящиеся из галереи.
Баррелий тоже старался избежать шума, на который сбежится уличная стража. И рассчитывал, что враги в итоге плюнут на все и исчезнут. Как бы не так! Не одолев засов ключом, они перешли к более решительным и громким действиям. Таким, которые нельзя было уже назвать шпионскими.
Я не слышал, как один из молчунов замахнулся кувалдой, но кригариец что-то такое учуял. И отдернул руку от засова за миг до того, как дверь содрогнулась от мощного удара. А тот, кто ее ломал, был знаток своего дела – не стал колотить наобум и саданул точно в засов. Вернее, в то место, где тот вставлялся в отверстие на косяке.
Послышался треск, но дверь не открылась. Однако запорный брус был надломан, и