бытия вовсе не было нейтральным тезисом – оно даже напоминало одно из древнейших призваний мета физики, а именно поддержание порядка в сущностях. Рассматривать бытие как категорию, стабильность которой может дать гарантии против внутренних и внешних сил, способных разрушить индивида, означало приписывать пациентам значительный горизонт нормальности. Вам надлежало быть – то есть отказать себе в потворстве смутным, зыбким, рассеянным состояниям (характерным для многих психических заболеваний), которые, возможно, что-то давали пациентам, несмотря на всю их странность и мимолетность. Вам надлежало обустроиться в бытии, чтобы также обустроиться во всем, что на нем держалось, – в первую очередь в том огромном фрагментарном теле, потенциальная нестабильность которого является источником стольких страхов даже среди сильных духом и которое зарождающаяся наука называла «обществом». Бытие было не только ключом к индивидуальному здоровью; оно также давало возможность защитить само социальное тело от дефектов, поражающих его членов.

§ 9. Побочные эффекты

Подтверждение того, что «лечение» пациентов основывалось на опасениях, выходивших за рамки их здоровья, можно было найти в побочных эффектах тех лекарств, которые им назначались, – и в легкости руки закона, регламентировавшей эту область[30]. Хотя хлоралгидрат в настоящее время относится к числу наиболее строго контролируемых веществ на Земле, к антидепрессантам власти относятся с поразительной терпимостью, несмотря на их крайне вредные возможные последствия. Их спектр очень широк и включает мышечные спазмы, замедление мыслительных процессов, парадоксальный риск зависимости, симптомы болезни Паркинсона, приступы акатизии и даже фатальное расстройство нервной системы. Но особенно красноречиво о том, как действуют антидепрессанты и нейролептики, в частности хлорпромазин, говорит тот факт, что большинство пациентов в конечном итоге страдают от ангедонии и сексуального бессилия[31]. Такой эффект отрешенности не просто может сделать невозможным физическое ощущение наслаждения: эта невозможность порой проявляется в полной утрате сексуального желания как движущей силы бытия. То, что человек может перестать чувствовать и желать, по-видимому, не представляет проблемы для врачей и государственных органов (или фармацевтических компаний); принято даже считать, что в этом и заключается высший смысл слова «выздоравливать». Но такое «выздоровление» – это совсем не здо́рово; это существование только в негативном режиме бытия, чья стабильность едва скрывает пустоту, а также страдание из-за невозможности страдать или чувствовать свое страдание, неизбежно приводящее к нисходящей спирали. То, что бытие, на котором основывает свои эксперименты химия «маниакально-депрессивного психоза», является бытием, характеризующимся астенией и импотенцией, потерей чувствительности или желаний, давно должно бы заставить нас усомниться в таком «выздоровлении». Если все это не смущает главных действующих лиц в психополитическом театре современной депрессии, то это, несомненно, потому, что они и не стремятся к иному результату – они не хотели бы, например, окончательно вылечить ее. Хлорпромазин до сих пор фигурирует в списке «лекарственных препаратов первой необходимости», который с 1977 года публикуется Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) – в разделе «психические и поведенческие расстройства»[32].

§ 10. После биополитики

Когда в 1952 году было опубликовано первое издание Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM), основанного на модели, в которой использовалась классификационная схема, предложенная армией США во время Второй мировой войны, оно уже выглядело весьма основательно. На 130 страницах описывалось 106 психических расстройств, часть из которых была сгруппирована под заголовком «расстройства личности», чтобы отличить их от более клинического «невроза». Среди этих «расстройств» читатель тогда еще мог найти гомосексуальность, которая (подразумевавшая тогда травматические отношения между родителями и детьми) считалась «социопатическим» поведением[33]. Однако лишь в третьем издании DSM 1980 года наконец-то было четко изложено комитетом, ответственным за пересмотр руководства, которое теперь представлялось вспомогательным средством государственного регулирования. Этот пересмотр, осуществленный комитетом под председательством психиатра Роберта Спитцера, не мог скрыть того факта, что метод, использованный для систематизации руководства и приведения его в соответствие с международной практикой, основывался на особом понимании психических заболеваний. Это понимание называлось «неокрепелинским», поскольку теперь было установлено, что лучший способ борьбы с «психическими расстройствами» – связать каждую патологию с определенным синдромом[34]. Так окончательно утвердились идеи Крепелина: как только авторы DSM заявили о своей вере в них, мировая психиатрия обязана была следовать их примеру, а также выполнять их нормативные предписания. Классификационная система «психических расстройств» превратилась в инструмент управления человеческими ресурсами, с главной задачей выявить то, что ранее ставилось в укор гомосексуалистам. Диагноз психического заболевания превратился из диагноза, направленного на пациента, в серьезное обвинение, требующее, чтобы рассматриваемое «расстройство» постоянно находилось в зоне внимания государственных органов, – поскольку необходимо было остановить его распространение. Благодаря этому старая биополитика тела ограничилась сферой правительственного забвения; на мировую арену вышла психополитика, обосновавшаяся на ней всерьез и надолго[35].

Глава вторая

Наркокапитализм без границ

§ 11. Действуйте локально, думайте глобально

В годы, последовавшие за оформлением патента Джексона и Мортона на анестезию путем вдыхания диэтилового эфира, почти все заинтересовались перспективами, открывшимися благодаря изобретению наркоза, даже те, кто лишь хотел его раскритиковать[36]. Возможность погружать людей в сон, который ничто, даже самые страшные страдания, не могло потревожить, обещала значительную финансовую выгоду и гарантированную научную карьеру тому, кто предоставил бы самый лучший ее вариант. Бесчисленное множество веществ прошло соответствующие испытания, пока новое открытие не заставило замолчать тех, кто все еще считал общую анестезию опасной