– О вас тут слухи ходят.

Я не знаю, откуда выскакивает этот ответ. Виктор будто чувствует, что мне хочется спросить о его репутации, и сам подводит к нужной теме.

– Какие? – В глазах фокусника уже во всю пляшут искры.

– То вы ассистентку с ума сводите, то клавишника убиваете.

Виктор смеётся.

– Дай угадаю – с кем-то из музыкантов говорила, да?

– Да.

– Погоди-погоди! – он растягивает губы в ехидную ухмылку, но старательно изображает раздумье. – Барабанщик слишком молчаливый, гитарист меня боится… значит, ты говорила со скрипачом?

– Да, именно.

– Нормальный парень, правда болтает много не по делу. Как его… Эдик, по-моему. Он за Олей ухлёстывал.

– А что с этой Олей случилось?

– Испугалась репутации театра. История у него неприятная, мягко говоря… – Фокусник шутливо хмурит брови. – Даже не думай задавать вопросы, пока голуби ещё голодны!

Похож. Чёрт возьми, как же он похож на дедушку! Я не верю в это. Кажется, будто сработала какая-то реинкарнация, переселение душ или что-то вроде того. С каждой минутой замечаю всё большую схожесть.

Но есть ещё в Викторе что-то большее. Не знаю, как это назвать, но с каждой минутой, пока я рядом с фокусником, оно становится только сильнее. Оно напоминает магнитное притяжение.

Мне неловко кормить птиц в первый раз. И уж тем более неловко давать что-то насекомым – кажется, что они вот-вот вырвутся из своих террариумов, а фокусник разозлится на меня.

Но Виктор лишь улыбается.

Когда я возвращаюсь в своё кресло, мне дико хочется продолжить разговор с этим человеком.

– А какие фокусы я буду делать? – немного наивно спрашиваю я.

– Пока не скажу, – лукаво улыбается фокусник. – Дорогая, а ты о театре-то много слышала?

– Не особо, если честно.

– Ты попала в странное место, Танюша. Такие обычно называют «мистическими».

– То есть?

– Ну, знаешь, всякие там аномальные зоны, где пропадают люди и творится всякая паранормальщина.

– Вы про клавишника?

– Да что ты со своим клавишником? – В голосе Виктора проскакивает раздражение. – Наш театр с душком был ещё задолго до того, как этот парень на свет появился!

– А что тут было?

– Разное. Сначала богатый домишка каких-то буржуев, потом склад, жилой дом… А театром эта развалина только недавно стала. И всегда в ней творилась всякая дичь.

– Например?

– Первый хозяин был купцом, табак продавал. Только переехал в этот дом со всем семейством, как его жена неожиданно отправилась на тот свет. А потом старшая дочурка этого купца сбежала с каким-то проходимцем. Её нашли, причём совсем скоро. На пороге родного дома валялось то, что от неё осталось. Говорили, зрелище было не из приятных – девчонку обглодали какие-то твари. Кто-то говорит, что собаки, кто-то, что крысы – чёрт знает, полтора века назад было.

– А купец?

– А купец прожил долго. Женился во второй раз, оставил громадину сынишке, а парень здесь и не появлялся ни разу. Так и пустовала хибара эта. А потом уж пришли «красные» с их революционной заварушкой и живенько переоборудовали зданьице. До тридцатых была скука смертная, потом заселились всякие. Говорят, здесь в блокаду каннибалы обитали.

– Каннибалы? – с ужасом переспрашиваю я.

– Целое семейство. Бабка, сын, его жена и ещё кто-то. Долго не продержались. Арестовали. Самое забавное, что даже после их ареста здесь два человека пропали. После войны стали постепенно разъезжаться, домишко опустел. Тут в восьмидесятых музыканты тусовались. Убийство одно было. Говорят, по пьяни. Потом всё постояло, обветшало. И пришли люди с молотками. Ремонтники. Всё переделали, забили фанерой. Пока творили, два несчастных случая. А потом всё понеслось…

– Что понеслось?

– Ох, как глазки-то загорелись! – Виктор довольно ухмыляется и откидывается в кресле. – Вижу-вижу, интересно. Люди у нас то пропадают, то погибают, то в больницы попадают. Ну вот, например, тот же самый Семён. Или певичка Вера, которая в Неве потонула. Или сценаристка Аня, которая месяца два назад чуть не спалила весь театр. Саму еле вынесли. Короче говоря, место у нас нечистое, черти бродят, духи по ночам цепями гремят. Кто-то пустил слушок, что это я со всеми тут расправляюсь. Вот ты веришь, что это я?

И смотрит. Чёрт возьми, как же пронзительно он смотрит на меня! Прямо сейчас, прямо в эту минуту, фокусник напоминает нечто особенное, какой-то сгусток живой, неистовой энергии, который только и ищет повод, чтобы поделиться своим напором.

– Нет, – как загипнотизированная, отвечаю я.

– Для ассистентки простительно. Понимаешь, подруга, я обожаю слухи о себе. Обожаю все эти сплетни, перешёптывания…

– Почему?

– Ты уже бывала на сцене. Помнишь, тот самый момент, когда отвешиваешь поклон? Когда ты уже выжал себя до капли, на ногах не стоишь, а зрители всё аплодируют? Они будто возвращают то, что ты отдал. Во-от! Важно захватить человека, вызвать у него эмоции. Любые эмоции. Восторг, страх, злость – неважно. Отдача зрителя превыше всего для любого артиста. Не только для фокусника. Другие ребята для меня такие же зрители. Даже ты.

Он живёт тем, что делает. Это чувствуется в каждом слове, каждом жесте, каждой улыбке.

– Знаешь, за что я тебя ценю? – вдруг интересуется фокусник.

Вспыхиваю. Я всё ещё не привыкла к этому человеку. Мне неудобно находиться с ним один на один, особенно в замкнутом пространстве. И даже не столько из страха, сколько из-за этой самой непривычности. Может быть, красное кресло уже и моё, а вот должность ассистентки ещё не даётся.

– За что?

– За то, что ты умеешь слушать.

– Спасибо.

– Знаешь, мне кажется, ты бы ещё долго слушала. Только вот домой бы тебе пора. Поздно уже.

Его слова меня немного напрягают, но фокусник говорит их настолько весело, настолько легко, что они тут же вылетают из моей головы. На радостях я даже хочу обнять Виктора, но тут же мысленно одёргиваю себя. Всё-таки, мы ещё не так близки. А ведь хочется. Хочется, чтобы он стал мне как дедушка. Может быть, когда-нибудь мы и в карты так же играть будем.

Мечты-мечты…