***
Такси привозит меня на Мэдисон-авеню. Прямиком в жерло вулкана, а если быть точнее, то в танцевальную студию имени Мередит Коуэн.
Какого черта я тут забыла?
Спросите что-нибудь попроще. Видимо, мне требуется еще больше, чем есть, издевательств над собой.
Просторное здание с шикарнейшим фасадом, от каждого кирпичика веет благородством. Я здесь занималась. Это место было мне вторым домом. Каждая ступенька родная.
За студию взялся друг нашей семьи, небезызвестный хореограф Брайан Хатчерсон. Он многое сделал, чтобы она не провалилась к чертям собачьим после смерти ее прежней владелицы. Может и хорошо, что ее не закрыли. На улицу полетело бы много действительно талантливых людей.
Свет горит лишь в двух оконцах на втором этаже.
Там раньше был кабинет матери.
Я вспоминаю ее, сидящую за столом и увлеченно что-то пишущую в блокноте. В глазах начинает неприятно щипать, будто в них кинули щепотку перца.
Захожу внутрь неизвестно зачем. Что меня сюда потянуло? Я не была здесь ровно год и обходила это место стороной всякий раз, когда была неподалеку.
Прямо в фойе у лестницы воссоздали постамент мамы в красивой балетной пачке и с розами. Рядом стоит много зажженных свечек, оплакивающие горячим воском годовщину ее смерти. Бесконечное количество всяких милых записочек а-ля: «Мы вас помним», «Вы в нашем сердце навечно» и в том же духе так и напрашиваются на то, чтобы их сожгли прямо в этом пламени скорби. Она все равно этого не увидит, эти почести — лишь бесполезная условность.
Открываю первую попавшуюся дверь в зал. Я так отвыкла от этой обстановки! От станков с дубовыми поручнями вдоль панорамного окна, открывающего шикарный вид на улицу и бутик Джорджа Армани. От зеркал во всю стену, величественных рельефных потолков и огромных люстр, источающих яркий свет. Все такое родное, но в то же время далекое. Каждый дюйм этого помещения ассоциируется с его мертвой хозяйкой.
— Дакота, что ты здесь делаешь? Тебя отец повсюду ищет! — Мужчина в деловом костюме разбавляет одиночество, появляясь передо мной.
— И тебе привет, дядя Брайан.
Давно я его не встречала. Он постарел… Мельком скольжу взглядом по поседевшим волосам, отчетливым морщинкам у губ.
Куда делся тот самый человек, которого мама в шутку называла молодым перцем?
— Я, кажется, тебя сто лет не видел. Ты так изменилась!
— Для целого века я довольно неплохо сохранилась, да? Папаша рассказал, каким монстром я стала?
— Дакота Мерси Коуэн, не говори так о себе!
— А что тут такого?! Монстры живут в каждом из нас. Некоторые их годами удерживают в голоде, некоторые прикармливают, а некоторые устраивают для них знатные пирушки. Как думаешь, к какому типу отношусь я?
Дядя ничего не отвечает, а просто подходит и зачем-то меня обнимает. Я же все равно ничего не почувствую. Его руки крепкие, как и ведется у танцоров, но я ни черта не ощущаю, ни тепла, ни приятных мурашек по коже.
— Твой монстр кофе не хочет? — похлопывая меня по плечу, сочувственно предлагает он.
— Нет, не хочу мешать его с джином. — Я оглядываю зал. — Как успехи в студии? Процветает?
— Хм, да не сказал бы. После смерти Мередит дух этого место истощился.
— Да, мамаша и здесь знатно подгадила…
— … что ты такое говоришь, милая?
Хатчерсон шокировано таращится. Ну да, он же не привык к моим перлам. Да это и хорошо, хоть кому-то не пришлось видеть всего кошмара.
— Да так, не бери в голову, Брайан. Приятно было тебя увидеть.
На самом деле мне пофиг. Ну, вы поняли.
— Уже уходишь? — разочарованно спрашивает он.
— Нет, это вы уходите.
— В смысле? — Следует нервный смешок.
— Я хочу побыть здесь одна, если позволите.
— Хорошо, Дакота, но ты обещаешь не пропадать?
Боже правый, к чему эти слащавые манеры? Кому они нужны? Лишняя обязаловка. Я нафиг ему не сдалась, как и он мне. Единственное связующее нас звено покоится под семью футами земли.
— Отцу не спешите звонить, — поворачиваясь к нему спиной и встречаясь со своим напряженным отражением, лишь отвечаю я.
Брайан уходит. У меня остается максимум двадцать минут спокойствия, потому что потом сюда вломятся охранники, обчесывающие до этого весь город в поисках меня.
***
Четыре года назад
— Дакота, повтори последнюю связку. Она какая-то грязная!
— Мам, я уже ног не чувствую… — чуть ли не вою я от усталости, сидя на полу.
— Приемной комиссии в Джулиарде ты тоже так скажешь? Девочка, соберись!
Я готовлюсь к поступлению. Одного таланта для этой школы мало, там важен результат многолетних усердий. Программа репетиций жесточайшая. Мать меня не щадит. Оно и понятное дело: дочь известного хореографа не должна ударить в грязь лицом. Именно она стала моим первым наставником, она научила меня двигаться, она заложила базу.
Ко мне всегда было больше требований, больше замечаний. Но через боль и слезы я добивалась высот, поэтому не злюсь на нее. Я знаю, что каждое ее слово небезосновательно.
Я поднимаюсь. Сто раз про себя повторяя, что танец — не набор движений, а смесь эмоций. Важно не только правильно двигаться, важно вложить в это действие себя. Джаз-модерн — танец баланса между полетом и гравитацией. Это момент возвышения и падения навзничь. Здесь важна каждая деталь.
Четыре восьмерки (2). Вступление. Спина прямая, руки во второй позиции. Резкий выпад в сторону с зависанием одной ноги в воздухе. Вперед…
Я должна отточить каждое движение.
***
Помню каждый кусок хореографии того номера. Я выстроила в нем определенную политику движений и чувств. Все было идеально. Меня приняли, похвалив отличную технику.
Помню счастливые и гордые глаза мамы, когда она узнала, что я поступила в самую лучшую школу искусств. Тогда весь мир заиграл яркими красками, засиял светлыми лучами, закипел жизнью. Я была счастлива. Я обожала танцевать и только в этом деле видела свое будущее.
В ушах зашумела кровь. Перед глазами встала мутная пелена. По холодной щеке скатилась скупая слеза боли. В зале эхом пронесся родной голос матери, вылезший из глубин памяти. Дрожащие руки сжались в кулаки. Ногти вонзились в кожу, прокалывая внутреннюю сторону ладони.
Она была моим воздухом, но потом исчезла, а я получила кислородную недостаточность.
Не смей реветь.
Это все равно не поможет.
Легче не станет.
Вместо того, чтобы поддаться слабости, неожиданно для самой себя, я начинаю двигаться, повторяя движения того самого танца. Как сахар в кипятке, все вокруг растворяется, перестает быть видимым.
Прыжок. Нога вытянутая. Прогиб. Ее лицо.
Ох, моя спина!
Кажется, там что-то хрустнуло. Только идиот станет танцевать, не размявшись перед началом. Мой длительный перерыв сказался на форме. Я закостенела. Впрочем, это касается не только растяжки…
Услышав шорохи за дверью и тяжелый голос Стива, я оборачиваюсь.
За мной приехали.
Точно в срок. Слишком ожидаемо.
2. Счет — немаловажное понятие, без которого трудно разобрать