За окном обычная питерская погода: метель в середине марта. Причем новогодняя такая – только смотреть и пить чай, сидя на подоконнике… если бы я высоты не боялась. Кот еще не понял, что к окну я подхожу только за письмами, деревянной походкой и с вытаращенными глазами. К слову, скоро мне в ступе летать учиться… Жду с нетерпением.

В общем, снежный вечер, я грызу гранит науки, кот грызет сухарь.

– Бальтазар, а как ты попал в Академию? Как вообще животные туда попадают?

– Котенком попал. Вышел из подвала – отловили. Было страшно, а потом интересно. Много нас было, около сотни хвостов, но Академию закончило лишь двадцать.

– Почему?

– Сначала отбирают по масти, без единой белой шерстинки – это первый пункт отбора, затем тестируют на интеллект – так еще часть отсеивается, а потом уже в процессе обучения выгоняют отстающих. Любой взрослый черный кот из подвала – не прошедший отбора кандидат.

– Ничего себе… Вот бы глянуть на эту вашу Академию!

Кот по своей привычке асинхронно моргнул, задумавшись.

– Это нелегко, но можно. Внутрь посторонним нельзя, охранники там просто звери, а ходить вдоль забора никто не запрещает. Я бы с подругой повидался. Скучаю иногда по Триста Тринадцатой.

– Красивая? – осторожно спрашиваю, стараясь не спугнуть нежданную откровенность кота.

– Да, метиска-потеряшка. Когда ее выловили, у нее ошейник был с именем. Она очень этим гордилась и хвасталась, пока дворовые по усам не надавали, чтобы нос не задирала.

– А сколько тебе лет, кот? – осенило меня.

– Почти десять. Где-то в середине марта я родился, не знаю точно.

Бальтазар догрыз сухарь и свернулся клубком, а я смотрела на танец снежинок и думала о том, мимо скольких черных котов я проходила на улице, не зная, как же удивительна их жизнь.

Следующим вечером мы стояли перед дверью. Я с волнением подносила прозрачный ключик к замочной скважине – кто его знает, что там, по ту сторону.

– Не трусь, не на Марс летишь, просто другое измерение, – как-то по-доброму муркнул кот, я удивленно покосилась на него, но промолчала.

Я открыла дверь… в поле. Ярко светит солнце, мерзлая, припорошенная снегом земля под ногами, впереди, метрах в двухстах, полоса леса. Пейзаж разбавляет выступающий из лесного массива высокий забор с чередующимися секциями из кирпича и кованых металлических завитушек и большими стальными воротами. Немного напоминает решетку Михайловского сада, только массивней.

Бальтазар сидел у меня на руках, фильтруя носом воздух.

– И что нам делать? – вопрошаю я.

– Надеятьсяу, что встретим у ограды учеников, а не охрану, больше ничего.

– Внутрь совсем нельзя? Секретный объект?

– Да, с учениками нельзяу встречаться. Испокон веков такие правила, не нам решать, а на границе можно встретить выпускников, в силу обстоятельств еще не обредших компаньонов, – к ним применяются значительные поблажки. Нарушение же периметра гостями чревато физической расправой.

– Кем охраняется-то?

Неприятный холодок кусочком льда прокатился вдоль позвоночника. Сказка имеет другую сторону.

– Лешими. – Кот еще раз втянул воздух. – Сейчас их рядом нет, даже ты бы учуяла – смердит от них жутко.

Прекрасно…

Весь масштаб сооружения я оценила, лишь стоя в двух шагах от ограды. Размах Академии – поистине королевский. Это был Версаль. И за оградой царило лето со всеми атрибутами: светило солнце, теплый ветерок касался лица, пели птицы в кронах деревьев и зеленела трава. Я оглянулась назад – зимнее поле и приоткрытая дверь посреди пустоши. Все. Мы буквально стояли на четкой границе времен года.

– Э… Бальтазар, мы во Франции?

– Нет, копияу дворца. Академию перестраивают раз в несколько столетий. Сейчас – это Версаль.

Мы шли вдоль забора в поисках неведомо чего. Моя отвисшая челюсть покоилась на стоячем вороте куртки и ниже упасть не могла. Красиво, ни убавить, ни прибавить…

На одном из участков ограды красовалась черная фигурка кошки в сидячей позе. Эбонитовая, блестящая, изящная от ушек до миниатюрных лапок – само совершенство, творение неизвестного скульптора! Мысль свою развить я не успела – «скульптура» медленно открыла веки, сверкнув самыми зелеными глазами, какие только возможны в этой вселенной.

– Триста Тринадцатая! – радостно заорал Бальтазар, спрыгивая с моих рук. – Как всегда на высоте – так, как ты, никто не умеет маскировать свой запах!

– И тебе привет, – равнодушно ответила «живая статуя», грациозно спрыгивая вниз. – Какими судьбами?

Они о чем-то переговорили на кошачьем, и Бальтазар, буркнув невнятное «яу-скоро-вернусь», исчез на летней стороне, невежливо оставив нас одних.

– Ты, значит, новая Яга?

– Да. А ты, значит, Триста Тринадцатая.

– Будем знакомы, – прищурилась кошка. – Я тебя примерно так и представляла, собирая