Целых три дня накрапывал дождь, тучи плотно закрывали небо, луна не показывалась, и в комнате раздавался только чуть слышный храп.

На четвертый день ночной ветер раздул облака. В черном проеме неба засияла одна-единственная звездочка, и ее тонкий луч, пронзив стеклянную банку с водой, разбудил Прозрачника. Вода выплеснулась из трехлитровки, и в лужу, которая образовалась на подоконнике, шлепнулось что-то невидимое, но упругое, как резиновый мяч.

Тотчас же во все стороны полетели брызги. Кто-то ойкнул, сказал: "Безобразие! Вот так всегда…"- и, шепча что-то неразборчивое, начал отряхиваться и недовольно вздыхать.

— Ты сердишься, Подгеранник? — прогудели точно из бочки бодреньким и очень веселым голосом.

— Ах, опять на мне все промокло…

— Подумаешь… Я всегда мокрый. И не сержусь. Наверно, я тебя разбудил?

— Не бойся, я очень давно не сплю. Я не сплю теперь даже днем…

— Днем?!

— Удивительно, но это так! А почему — не знаю и думаю об этом целый день…

— А день — это что? — изумился Прозрачник.

— Это когда в окошке сияет большая оранжевая луна, и от нее светлее, чем в лунную ночь…

— Ха-ха, это тебе приснилось.

— Это вовсе не сон! И главное… мне вдруг вспомнилось, что там… так было всегда!

— Где… там? — насторожился Прозрачник.

— Там, откуда мы все пришли.

— Но это лишь выдумки Морозилки. И ты им веришь?

— А тебе самому никогда не приходило в голову, что все мы когда-то жили совсем в другом месте?

— Глупости! Я очень хорошо знаю, что всегда жил вот в этой банке, из которой поливают цветы.

— А мне вот все время чудится другое окно… Там было красное, зеленое и голубое. И кто-то большой и добрый… И чей-то ласковый, такой знакомый голос. И днем там всегда светило… Знаю, знаю! Светило красное солнце, которое садилось за лес…

— За лес? — удивился Прозрачник. — Я не знаю такого слова. Объясни мне, что значит "лес"?

— Это что-то зеленое и очень радостное в том окне, Я тоже пытаюсь вспомнить… А издали это зеленый ковер, на который солнце ложилось спать.

— Интересно, — задумался на миг Прозрачник. — На чем же спит луна? На той большой крыше?

— Я не знаю, где спит луна… Ведь она проплывает всякий раз мимо наших окон. А солнце и тут и там уходит вдаль — за те черные крошечные дома, похожие на коробки… А на крыше никто не спит. Там живет ласточка.

— Кто живет? — не понял Прозрачник.

— Неужели ты ничего не помнишь? — горестно вздохнули в ответ. — Ласточка — это такая птичка…

— Я не только не помню, я совершенно уверен, что никогда не знал, что такое ласточка.

— Нет, знал, знал!.. Мы все это когда-то знали. Просто забыли и разучились думать…

— А "думать"… это чего такое?

— Думать — значит уметь вспомнить в любой момент, что было раньше… Понимать, что происходит сейчас, и предсказывать то, что может случиться завтра… И все это сразу представлять в голове.

— В голове… — глуповато повторил Прозрачник. — А это как, в голове?

— А так, шевелить мозгами!.. Раньше моя голова тоже ничего не помнила. Потом появилась ласточка, там, под крышей, и стала лепить гнездо из комочков глины. Голова тоже в первый миг удивилась, как будто все видела в первый раз. А потом в ней неожиданно промелькнула смутная тень — оказывается, в ней самой жила такая же, только другая ласточка, уже виденная когда-то. Ее длинный раздвоенный черный хвостик мелькал в том окне, где были лес и красное солнце. И окно это тоже было в моей голове. Как и все, что мы видим вокруг, — ты разве не замечал? — все входит и остается в ней навсегда.

— Наверное, у меня нет головы! Я никак не пойму, о чем ты говоришь.

— Да о том, что в тебе главнее всего! Это то, где мелькают мысли, где проносятся все желания и догадки, где хранится все, виденное тобой, и всегда всплывает наружу, если очень этого захотеть. Это самая главная часть тебя…

— А где у тебя… эта часть? — спросил Прозрачник.

— Вверху… Если руки поднять, а потом согнуть их в локтях и соединить ладони… то сразу почувствуешь — вот она, голова! Круглая, как луна…

— У меня точно никакой головы нет… — убито сказал Прозрачник. — И я даже не понимаю, что такое руки. Я только знаю, что весь как луна. И вот, как сейчас, — почти всегда круглый…

С минуту оба молчали. Потом послышался вздох и тоненький, задумчивый голосок сказал:

— Если у тебя нет головы, значит, ты думаешь каким-то другим способом… А как это понимать, что ты "почти всегда круглый"?

— Да очень просто. Я могу быть длинным. Или сделаться как луна… ведь она тоже не сразу была как шар. В первый день она приходила к нам точно долька сладкого апельсина…

— Вот-вот! Это и называется "вспоминать"! Так что же такое апельсин?

— Не знаю… — растерялся Прозрачник, — Я только так… к слову…

— Ведь ты сказал "как долька сладкого апельсина", помнишь?

Просто мы все забыли, что такое апельсины. А были еще бананы и ананасы… Но уж апельсин!.. Вкусный, оранжево-золотистый, как маленькая луна, когда она бывает круглой, но состоит из долек — таких, какой луна была в первый день в нашем окне. Но сверху — горькая кожура. Ее можно очистить ножом.

— А можно брызгаться!

— И тогда ужас как щиплет глаза! Ты вспомнил?

— Ура! Я вспомнил! — закричал вдруг Прозрачник так громко, что проснулся Летун на полке, и даже Шкафовник с Морозилкой зашевелились в шкафу.

Летун чихнул и зашевелился, но, видимо, был осторожен, и ни одна из книг