В день свадьбы Соня достает платье, которое ей подарила мама, и Соня никогда бы его не надела. Никогда. Оно слишком открытое, фривольное, тем более, для торжества в этой семье, но у Сони уйдет много сил на борьбу с этим платьем, и значит, как оно как нельзя лучше ей подходит. Платье из тонкого трикотажа, достаточно короткое, с модными рукавами «летучая мышь» и открытой спиной, боковые планки держат между собой серебристые нити бисера. Оно не подходит Соне по росту, отчего вырез становится и вовсе глубоким, и любой, умеющий думать, задастся вопросом: есть ли на девушке хоть какое-то белье. В последний момент Соня распускает волосы, которые каскадом скрывают вырез, и красится, не ярко, но заметно.
Она наблюдает за женихом и невестой. Она произносит сдержанное «поздравляю». Она шепчется с Раф и другими девушками, обсуждая платье невесты, она втайне от взрослых вместе с Маратом пробует самогон. Она не пьянеет.
Она танцует с девушками, она помогает маме Амира собрать посуду. Она снова танцует. Она выносит еще алкоголь. Она моет посуду. Она не дышит.
Амир возникает перед ней из ниоткуда.
— Потанцуешь с женихом?
— Да, — странно твердое, не на выдохе. Просто «да».
Его рука ложится на поясницу, его глаза округляются от ощущения голой кожи под ней, рука тянет Соню ближе к себе, не настолько, как хочется Соне, но настолько, чтобы пренебречь приличиями.
— Ты не передумал? — голос звучит сухо и как-то слишком спокойно, отчаянно спокойно, голос пугает даже Соню.
— Нет. Соня, я женат.
— Ах, да, поздравляю еще раз, — и на ухо, почти интимно, практически сексуально, хотя Соня не знает таких слов: — А знаешь, ты — не единственный мужчина в этом месте… — глаза рассеянно смотрят на группу парней, среди которых возвышается белобрысый, веселый, сильный Марат.
Руки, так недавно державшие Соню, насколько это возможно, крепко, сжимаются на Сониной коже, практически до синяков. Соне приятно.
— Ты! Не сделаешь. Этого.
Глаза в глаза. Отчаяние в упрямство. Сведенные брови.
— Да ладно!
И поворот на пятках. И перекинутые волосы вперед. И всем открытая спина. И уверенная походка, после которой всем становится понятно, что Соня все же дочь своей матери — дерзкой, смелой, отчаянной настолько, что она уехала в большой город и вышла замуж за еврея, будучи старообрядкой…
Глава 4
Марат смотрит, улыбаясь. Он всегда улыбается, всегда. Марат отходит от приятелей на молчаливый призыв Сони, думая, что нужна какая-то помощь, а он всегда готов помочь любому, а уж Соне… Соне он готов помогать круглые сутки, ведь это Соня. Его лучшая подруга, смешная, смелая, готовая на любой риск, утверждающая, что на самом деле миром правит рыба, а все мы — всего лишь глупые головастики. Марат уж точно не головастик, а Соня, когда оборачивает свои огромные косы вокруг головы, — очень даже.
Соня тянет Марата на лавочку рядом с домом, подальше от шума, и, глядя в землю, произносит:
— Ты уже делал это?
Что-то в вопросе звучит так, что Марат понимает, что речь вовсе не о переборке движка мотоцикла, но на всякий случай уточняет:
— Что?
— Нуууууу…секс. Ты занимался сексом?
— Нет, — и с интересом глядя на раскрасневшуюся подругу: — А ты?
— Нет, — немного тишины, — хочешь попробовать?
— С кем? — удивленный взгляд бегает по ногам Сони.
— Со мной? — звучит, скорее как вопрос.
— А можно? — и энергичное: — Да!
Энтузиазм, с которым Марат произносит свое «да», как будто ему снова десять, и они решают, как проехать по узкой дамбе на велосипедах, не держась за руль, развеял всякую неловкость между ними. Действительно, почему нет. Это интересно, интересно и страшно. И хочется. На самом деле, Марату очень хочется попробовать, так что он и не собирается отказываться, но, на всякий случай, уточняет, не слишком ли Соня много выпила, а так же выражает сомнения по поводу того, что они «не встречаются».
Это Соня решает с присущей ей легкостью, предлагая пройтись вооон до того дерева, где она подойдет к нему, и они встретятся. А потом она отойдет к углу, и они еще раз встретятся. После второй «встречи», решив, что с формальностями покончено, Марат заходит в дом Сони, и если кто-нибудь их и видит, то не предает никакого значения, Марат постоянно забегает к Соне, а Соня к Марату. Никто, кроме Амира, чьи костяшки рук оказывается на утро разбитыми, и он только огрызается на смешки друзей.
Первый раз был…смущающим, неловким, быстрым, болезненным и потным, что особенно не понравилось Соне. Марат же был полон энтузиазма и заявил, что если Соня позволила бы, то в следующий раз у них должно получиться лучше. Соня позволила.
Соня упала в энтузиазм Марата, в его веселость и простоту. Как оказалось, он и не собирался скрывать свои вновь приобретенные отношения. Он подхватывал Соню на улице, целовал её в щеку при всех и в губы, когда думал, что их никто не видит. Он крепко обнимал Соню, стоя с ней рядом в компании друзей, он отодвигал её немного за спину, когда встречал строгий взгляд деда или осуждающий матери Марата.
По большому счету, мало что изменилось в отношениях Сони и Марата, они так же дружили, только теперь дружба стала носить более чувственный характер. Просто слово такого не было известно — чувственный.
Соня ощущала себя счастливой. Соня ощущала себя защищенной. Соня не дышала, по-прежнему.
Бомба взорвалась позже. Взорвалась, когда Марат уже уехал, пообещав Соне, что после службы он приедет к ней, и они вместе что-нибудь придумают. Соня не обещала ждать Марата, она пообещала не выходить замуж, и это единственное, в чем она была уверена, и, пожалуй, еще в том, что она никого не полюбит за эти два года, ведь Соня по-прежнему не дышала.
Бомба взорвалась, когда Соня призналась бабушке, что, кажется, беременна, и бабушка даже не стала спрашивать от кого, а просто, молча поджав губы и вытерев руки о передник, отправилась через дорогу. Когда бабушка Марата схватилась за сердце, а мать Марата кричала проклятия и «надо еще посмотреть, чей это ребенок». Когда дед Марата молча отвез Соню на вокзал и, как всегда, занося сумки в вагон, сказал, «что еще можно было ожидать от этого отродья» Когда мама Сони сказала, что с отрицательным резусом аборт делать нельзя, и они сами поднимут ребенка, без «этих» и «этих», что было выплюнуто с желчью и горечью. Когда другая бабушка Сони, приехав, погладила Соню и сказала «ничего, ничего, придумаем что-нибудь»
Когда среди ночи раздался звонок, и голос Марата сказал, что он приедет,