— Безусловно.
— И я не хочу, чтобы она просрала, да, именно просрала всё, что я зарабатывал все эти годы. Я не хочу, чтобы у неё отсудили львиную долю состояния дальние родственнички, о существовании которых я не хочу даже слышать, не хочу, чтобы всем капиталом завладел какой-нибудь брачный аферист или сектант, есть масса вариантов того, как она может просрать всё. Всё!
— Что вы такое говорите?
— Я говорю правду, — поставил стакан с минералкой на стол. — Правду. Мирослава — неуправляемая, взбалмошная девочка, она не умеет ценить то, что имеет. И если в подростковом возрасте я закрывал глаза на её капризы и выходки, то сейчас понимаю, пубертатный период затянулся, и может быть, он не закончится никогда! Несколько дней назад я узнал, что её исключили из университета, это уже третий университет, из которого её исключили. Яне имею ни малейшего понятия, что в голове у этого ребёнка, ноне хочу, чтобы через несколько лет, когда меня не будет в живых, она обнаружила, что стала нищей и неспособной позаботиться о себе. Неприспособленной к жизни, озлобленной и несчастной. Я хочу, чтобы был кто-то, кто позаботится о её финансовом благополучии, кто-то, кому я могу доверять, я выбрал тебя.
— Меня? Но я не нотариус, не юрист, чем я могу помочь?
— Ты вступишь в законный брак с Мирославой, возьмёшь под управление не только сети отелей, но и её личные активы, и позаботишься о Мирославе. Если по истечении времени она всё-таки поумнеет, что маловероятно, вы сможете развестись, если нет — совместные дети послужат твоей гарантией. Часть своего состоянияя завещаю им.
— Но… — Максим сглотнул.
Старческая деменция? Отчаяние? Бред? Это звучало, как бред! С юридической и с человеческой стороны. Два незнакомых человека не могут вступить в брак, рожать детей. Детей! И лишь потому, что престарелому придурку этого хочется.
— Или я тебя уволю без выходного пособия и с волчьим билетом.
— Вот как? — это меняло дело, в корне.
— Мальчик, Мирослава — всё, что осталось от моей семьи, я пойду на что угодно, чтобы защитить её даже от неё самой, против её воли в том числе.
— Как вы себе представляете юридическую сторону этого процесса? — спокойно произнёс Максим, собравшись, голос не дрогнул, даже уголок губ пополз вверх в снисходительной ухмылке. — Кто может дать гарантии, что я, будучи в статусе законного мужа, не обдеру, как липку, вашу Мирославу, когда вы почиете с миром?
— Об этом позаботится штат юристов, они не зря свой хлеб едят, не волнуйся.
— Что ж, уверен, вы отыщите достойные рычаги давления. Но как вы собираете самой Мирославе представить эту новость? Думаете, она захочет связать свою жизнь с незнакомым мужчиной? У нас не феодальный строй.
— Она захочет, — махнул рукой. — У неё была возможность выбрать себе специальность, место жительство, мужчину, я старался не лезть в её жизнь, насколько это возможно. Теперь за неё буду решать я, раз она не может.
— Вы уверены, что она не может? У неё какие-то проблемы? Психические? Умственные? — Максим Аркадьевич положил ногу на ногу и приготовился вести торг.
— С медицинской точки зрения — нет, я понимаю твою озабоченность, она абсолютно здорова.
— Тогда в чём дело?
— Я уже объяснял. В её нестабильности, её желаниях, которые меняются чаще, чем она успевает что-то захотеть на самом деле, в её друзьях, в конце концов. Один из них рок-музыкант какой-то неизвестной группы, и другой, основной вид деятельности, которого — граффити.
— Граффити — это стрит арт. Сейчас, среди молодёжи, актуально.
— Молодёжи! «Другу», — взмахнул руками, — двадцать восемь лет, и высшее достижение у него — изрисовать электричку. Про рок-музыканта я не желаю говорить. Тебе немногим больше, не так ли?
— Двадцать девять.
— Ты работаешь на меня десять лет, зарекомендовал себя с лучшей стороны и не допустишь, чтобы моя девочка пострадала, а некоторые юридические формальности не дадут тебе ей навредить. Итак, ты согласен.
— Не будет ли лучше сначала познакомиться?
— Выбор простой, Максим Аркадьевич, либо ты лишаешься работы, всего, что ты достиг собственным трудом, и не имеешь ни малейшего шанса начать всё с нуля, либо становишься членом моей семьи. Решать тебе. И решать сейчас.
— Это не самый сложный выбор. Второй вариант, — Максим расслабленно откинулся на спинку кресла. — Надеюсь, я увижу свою будущую жену до свадьбы, впрочем, больше меня интересуют юридические аспекты, на них я бы хотел заострить особое внимание. И, естественно, здоровье Мирославы, так ведь зовут мою избранницу? Раз уж речь идёт о совместных детях, я настаиваю на медицинском обследовании, в свою очередь, я тоже пройду его. Генетические, психиатрические, венерические заболевания.
— Что ж, твои опасения и действия понятны, я поддержу тебя в этом. Завтра прибудут юристы, у них уже готовы договоры, но, вероятно, ты захочешь внести коррективы, я готов к диалогу. В больницу запишет вас обоих Целестина, а пока, считаю, лучше молодым познакомиться. Тем более, свадьба планируется в ближайшее время. Думаю, недели две хватит на подготовку, я хотел меньше, но эта женщина, — речь явно об ассистенте, — утверждает, что платье раньше готово не будет. Ты же понимаешь, что это не будет милая домашняя церемония.
— Вполне, — согласно кивнул.
— Целестина, — нажав кнопку допотопного селектора. — Мирославу сюда.
Что ж, лаконично. Максим перевёл дыхание. Не ожидал, но выбора ему не оставили, пускать псу под хвост всё, чего он добился за десятилетия, он не собирался. А речь шла именно о десятилетиях.
Он не родился с серебряной ложкой во рту, единственная его удача — мама, хороший учитель английского языка, преподававшая в элитной школе, куда брали детей педагогов без внушительного вступительного взноса. Бонус от директора школы, чтобы удержать кадры в голодные годы.
Потом, со временем, стало проще, появилось репетиторство, родители не жалели денег на знания отпрысков, но Максим всегда был на низшей эволюционной ступени развития школьной иерархии. У него был только один выход — учиться и быть «своим» за счёт знаний и железного самообладания.
История повторилась в университете и дальше, на стажировке. Всё это время он работал на Сильвестра, сначала будучи студентом, потом стажёром, а потом и управляющим, проскользнув в компанию чудом — помогли школьные, ещё мальчишеские связи. Максим понимал, что второго такого шанса в его жизни не будет. Не будет никогда, и вгрызался в него, как безумный, учась, как ненормальный, работая с самоотдачей бригады шахтёров, наслаждаясь полученным результатом.
У него была обеспеченная, сытая жизнь, как и у его родителей, и он не собирался всё это терять по прихоти полоумного старика.