Девушка вздохнула и побрела к другому выходу из сада, где оставила свою машину. Мысли текли безрадостно.
Ошеломляющая новость, что сообщил ей адвокат, не укладывалась в голове. Собственно, она даже не очень удивилась поступку отца, он раньше не раз говорил, что именно она продолжит его дело, для того он и послал ее в Высшую финансовую школу. Мама, конечно, совершенно не разбиралась в банковском деле.
А вот интересно, подумала Галина, откуда она может знать, что Сергей Михайлович такой хороший управляющий, ведь в делах-то она совершенно не разбирается. Он ее убедил, разумеется, он крепко взял ее в руки, и теперь она ему слепо доверяет.
Вот именно, хватит отмахиваться от очевидного, у мамы с управляющим, несомненно, роман. Галина сразу это поняла, почуяла своим обострившимся чутьем, как только увидела их в аэропорту, только верить не хотела.
Что ж, если смотреть на вещи шире, то дело житейское, мама после смерти отца была очень одинока… но почему именно с ним? Роман с подчиненным… не сама ли мама учила ее, что нельзя иметь никаких неформальных связей с людьми, которые на тебя работают? Даже дружбы близкой лучше не иметь! Предпочтительны ровные спокойные отношения. И вот теперь…
«Еще бы с шофером роман завела!» – с неожиданной злобой подумала Галина.
Глава вторая
Розенкранц и Гильденстерн
– Ун-де-труа! – повторил учитель танцев. – Выше ногу, ваше высочество! Тяните носок!
Поль поскользнулся на паркете и чуть не упал.
В это время дверь открылась, вбежала Евдокия Куракина. Лицо ее было красно, как с мороза, глаза испуганно блестели.
– Что случилось, Евдокия Николаевна? – шагнул ей навстречу главный воспитатель, Никита Фомич.
– Беда, батюшка. – Куракина что-то зашептала ему на ухо.
Никита помрачнел, взглянул на Поля и повернулся к танцору:
– Урок закончен, извольте идти к себе!
Француз, приученный не задавать лишних вопросов, поклонился, исчез, будто его и не было.
Никита подошел к Полю, взял его за руку:
– Ваше высочество, пойдемте! – И потянул его к двери, не к той, через которую они пришли. Куракина шла следом, опасливо оглядываясь, как будто чего-то опасалась.
– Что случилось? – спросил Поль, едва поспевая за воспитателем.
Никита Фомич молчал, и Поль выдернул руку, топнул ногой:
– Извольте отвечать, когда я спрашиваю!
– Ваше высочество. – Воспитатель наклонился к нему, положил руку на плечо. – До нас дошли скверные новости. Случились некоторые события, и нам лучше… вам лучше удалиться в дальнее крыло дворца. Там будет безопаснее.
– Новости? – переспросил Поль. – Какие новости?
Никита переглянулся с Куракиной, та всхлипнула, подошла ближе и едва слышно проговорила:
– Ваш папенька… государь Петр Федорович… кажется, он скончался…
– Папенька? – Поль вспомнил ласковую улыбку отца, вспомнил, как тот качал его на колене, а позже – катал на седле своей лошади, вспомнил удивительные заводные нюрнбергские игрушки, которые дарил ему Петр Федорович, марципановые фигурки – лошадок, солдатиков, пастушков с овечками. Ему стало грустно.
