– Агния?
Мир снова кувыркнулся, пелена спала. Я опять была собой, стояла у подножия лестницы, а передо мной раскинулся темный подвал с низким потолком. Мрачный и безлюдный.
Снова эта Агния! Кто такая Агния? Откуда это имя у меня в голове?
Захотелось вернуться наверх, выбежать на улицу, вдохнуть свежий воздух, который выгнал бы из моей головы глупые приступы. Но я осталась. На воздух мне все равно нельзя, и я даже не знаю, почему.
Помещение подвала оказалось не таким уж большим. Комната метров тридцать квадратных, с низким потолком, которого я едва не касалась головой, а росту во мне было чуть меньше метра семидесяти. Если сюда постоянно ходил Кирилл, то ему приходилось сильно сутулиться.
Комната не была пустой. Вдоль стен стояли стеллажи, достающие до самого потолка, на полках лежало что-то, завернутое в бумагу, стояли коробки и даже книги. Я осторожно взяла в руки одну. Книга выглядела очень старой, переплетенной в кожу, надеюсь, что какого-то животного, а не человека. Надписи на обложке не было, а листать ее на весу было проблематично: весила она килограмма три, не меньше. Быстро оглядевшись, я увидела посреди комнаты стол, заваленный сухоцветами. Разгребла на нем немного места, положила книгу и осторожно открыла. На титульном листе было написано что-то вроде «Обитатели болот. Составлял Андрей Милевский». Что-то вроде, потому что буквы были латинскими, но совершенно точно не английскими. По крайней мере, я не помню в английском алфавите букв ń или ł, а тут они были. Язык напоминал беларусский или польский, но если деда Кастуся я хорошо понимала, то тут продраться через текст не смогла, знаний не хватило. Я вернулась к стеллажам, рассмотрела другие книги. Все они были такими же старыми, написанные таким же алфавитом. Значит, Агата была весьма образованной дамой. Я так и предполагала, теперь только убедилась. Сюда ходили не Кирилл и не Вера, а Агата. Но что она делала в этой комнате? Чем занималась?
Решив расспросить завтра Жуковских, я вернула книгу на место и взяла телефон. Несмотря на то, что теперь я была хозяйкой всего этого, мне все равно было неловко копаться здесь. Неловко и немного жутко. Почему надо было оборудовать эту комнату в подвале? Лестница крутая, старушке наверняка было тяжело сюда спускаться. Она могла занять любое помещение в огромном доме, зачем пряталась в подвале? От кого? Почему?
На ум приходила только одна мысль: потому что здесь не было окон.
Между стеллажами я разглядела дверь. Не увидела сразу, потому что она была такого же цвета, как и стены, сливалась с ними, становилась почти невидимой. К моему удивлению, оказалась она железной, а не деревянной. И крепко запертой. Я подергала ручку, пнула плечом, но не сдвинула ни на миллиметр. Было похоже, что хотя подвалом и пользовались, но дверь не открывали много-много лет. Куда она может вести, у меня не было ни единого предположения, но если до этого момента я еще как-то могла справляться со страхом, то теперь окончательно перед ним капитулировала.
По лестнице я почти бежала. Вот вроде и не веришь ни в каких призраков, а, оказавшись в темном подвале, пахнущем сушеными травами и забитом книгами на непонятном языке, все равно чувствуешь ужас.
Вернувшись в гостиную, я включила еще несколько бра. Свет разогнал по углам тени и страхи, даже дышать стало легче. Хотелось открыть окна, впустить в прохладное помещение немного теплой майской ночи, звуков спящей весны, ароматов свежих, а не сушеных трав. Я уже почти решилась на это, взялась за ручку больших стеклянных дверей, выходящих на террасу, но передумала в последний момент. Маньяки маньяками, сумасшедшие местные сумасшедшими местными, но вот дикие звери в лесу водиться точно могут. И что я стану делать, если к нам заглянет привлеченный ароматом еды медведь или тот же волк, о котором упоминал дед Кастусь? Давайте будем честными: я умру от сердечного приступа, если вдруг увижу и прыгающего по гостиной зайца в три часа ночи.
Опустив руку, я прислонилась лбом к прохладному стеклу и уставилась в темноту за окном. От света гостиной меня отделяли плотные шторы, от незнакомой улицы – тонкое стекло. Я словно застряла между мирами, и это ощущение вызывало странную тоску. Словно бы я и не там, и не там, а где – непонятно. Кто – непонятно. Казалось, что там, за стеклом, что-то происходит, а я не вижу. Это не пугало, а вызывало необычную грусть. Я смотрела в темноту и уже начинала различать тени, слышать шепот. Кто-то оттуда смотрел на меня, что-то говорил, но не мне, а кому-то другому. Они обсуждали меня. Говорили между собой, а смотрели на меня.
Я тряхнула головой, вдруг осознав, что задремала. Вот прямо так, стоя за шторой, прислонившись лбом к стеклу, и задремала. Нет там ничего, с той стороны. Никто на меня не смотрит. Это просто мое подсознание вытащило на поверхность те чувства, в которых я варилась последние полгода, от которых сбежала в эти болота. Вытащило и встроило в реальность.
Выйдя из-за штор, я первым делом направилась на кухню. Надо бы прикупить пару бутылок вина для таких вот вечеров, когда мне придется оставаться наедине с собой. Пока же пришлось обойтись кружкой холодного кваса, оставшегося у нас с дороги. Предпочла бы чай, но не смогла найти спички. Точно помнила, что были, ведь Вера готовила ужин, а плита здесь стояла газовая, но не нашла. Может быть, сестра куда-то положила, может, Вера унесла с собой.
Вернувшись в гостиную, я подошла к портретам. Их было не так и много, как мне показалось вначале, но все выглядели очень старыми. Здесь были молодые мужчины в костюмах охотников, один даже стоял рядом с убитым медведем. Пожилые дамы с замысловатыми прическами, смотревшие на меня с некоторой долей презрения, будто говорили, что я не достойна быть продолжательницей рода Вышинских. Юные прелестные девушки с цветами у груди и задорными улыбками на лицах. Все они были рыжими, а значит, мастью мы с Юлькой пошли в Вышинских. Особенно меня привлекли два портрета, висевшие рядом. На них были изображены удивительно похожие друг на друга девушки, только если одна была настоящей красавицей с белой кожей, яркими волосами и горящими глазами, то вторая походила на ее тень.