- У тебя пальцы лишние?

- Ну, если только мизинец и на ноге, я вечно им задеваю мебель. В принципе, он не несет никакой функции. Его так уж и быть можешь чикнуть, но только после конкретного сближения. Типа, скрепим союз кровью. А на руках все пальцы придется оставить, в конце концов, это не пуговицы, их просто так не пришить, - оба синхронно переводим взгляд на мое платье, а точнее на пуговицы. Краска мгновенно приливает к лицу, когда картинки двухгодовалой давности всплывают перед глазами. Столько времени прошло, а вспоминать до сих пор стыдно. - На самом деле я очень рад тебя видеть, Соня. Очень, - вполне искренне и, я бы сказала, по-доброму произносит Бестужев, скользя по мне взглядом.

Фиксирует его на моих сцепленных в замок руках, и я в очередной раз не успеваю вовремя отреагировать на то, как он накрывает их своей ладонью. Дежавю, он всегда пытался до меня дотронуться. Но раньше это было как-то само собой разумеющееся, то руку подать, то под локоть взять, то стул пододвинуть, и как бы случайно коснуться при этом пальцами моей кожи, а сейчас «случайно» и «само собой разумеющееся» не катит от слова «совсем». Это уж как ни крути – специально. На счастье Бестужева, ладонь у него сухая и не горячая. Не знаю, чего он добивается этим жестом в данную минуту, но вести себя импульсивно и истерично при таком количестве людей, откровенно говоря – не хочется. И говорить мне с ним тоже не хочется. Своими разговорами он неоднократно портил мне жизнь, вряд ли сейчас что-то изменилось. При всей своей улыбчивости, невозмутимости и как бы доброжелательности, он тот еще поганец. Говорить с ним вообще опасно. Начнет стелить мягко, закончит так, что собеседнику в пору плакать. Вероятнее всего – это его особенность, вот так вести себя со всеми. А люди не меняются. Ну разве что, становятся только хуже. Оценивать каким он стал за минувшие два года – желания нет. Внешне он ничуть не изменился. Все такая же растительность на лице, которая по-прежнему прибавляет ему как минимум лет пять. Наверное, поэтому для меня он был всегда «стариком». А по факту – молодой мужчина. Сколько ему сейчас? Тридцать пять, если мне не изменяет память. Всего на пару лет старше Сережи. И такой же брюнет с голубыми глазами. Только до Сережи ему далеко. Точнее, слишком далеко. Надо бы пересилить себя и узнать зачем он на самом деле здесь находится, а не играть в гляделки, рассматривая детали внешности.

- Надержался? - наконец не выдерживаю я, когда он едва заметно, но все же начинает сжимать мои руки, проводя большим пальцем по коже.

- Нет, - невозмутимо бросает он. - Только не говори, что у нас какой-то лимит по времени.

- Я бы сказала, у меня лимит по терпению.

- Надо терпеть, Соня, надо, - вновь в его голосе прозвучали ироничные нотки.

- А тебе не надоело сидеть на корточках? Ноги не затекли?

- Твоими молитвами – нет.

- Пардон муа. Здрасте, - синхронно поднимаем головы на подошедшую к нам Дашу. Кажется, еще немного и у моей сестры польются слюни, от того как широко она держит открытым рот. - Глеб, а можно пригласить вас потанцевать? - сказать, что я обалдела – ничего не сказать. Четырнадцатилетняя малолетка приглашает на танец тридцатипятилетнего дяденьку. Мда… куда катится мир. - Ой, вы только не подумайте ничего такого, я бы хотела с вами в процессе танца кое о чем поговорить. А в этом кое-чем вы точно разбираетесь, - на одном дыхании пролепетала Даша, закусив напоследок губу. Господи…

- Дарья, если не ошибаюсь? - та кивает, улыбаясь в тридцать два зуба. - Не думаю, что это хорошая идея. Я предпочитаю танцевать с совершеннолетними особами, а то знаешь, мир сейчас такой злой и завистливый. Щелкнут бородатого дяденьку с девочкой на камеру, а потом наговорят и отвечай за то, чего не делал. Там в конце стола, напротив беседки, я видел шоколадный фонтан, вот ты лучше туда иди, зачерпни ложкой и поешь.

- Вообще-то я пришла сказать, что папа просил вам передать, чтобы вы через несколько минут подошли в его кабинет, - обиженно произносит Даша. - А до этого мы бы все же могли потанцевать.

- Определенно могли, было бы желание, - Бестужев убирает свою ладонь с моих рук и привстает с корточек, возвышаясь над Дашей. - Но желания нет. Правда, мне бы хотелось поиграть с тобой в одну игру.

- Какую? - с неподдельным интересом спрашивает Даша. Одним словом – бестолочь. Сейчас тебя опустят ниже плинтуса.

- Ролевую.

- Ммм… а это как?

- Достаточно просто, - проведя пальцами по подбородку, чуть задумчиво произносит Бестужев. - Я притворяюсь, что ты мне нравишься, а ты идешь к папе и говоришь, чтобы он засунул свои желания куда подальше. И если ему что-то от меня надо, то он должен передвигать свои царские ноги ко мне сам. Поняла?

- Вообще-то нет, - скрестив руки на груди, недовольно бросает Даша. - Ну вы притворяетесь, что я вам нравлюсь, это роль. А какова моя роль, если уж мы играем?

- Как это какая? Роль гонца. Ты гонец, Даша. Вот тебе и роль. Иди к папе, гонец.

Да, не буду лукавить, то, что Дашу чуточку осадили – мне безусловно нравится. Но сам факт пренебрежительного отношения к папе, какими бы наши с ним отношения ни были, мне не нравится. В конце концов, он наш гость, даже если папа что-то ему и должен.

- Ладно, Соня, увидимся и поговорим чуть позже. У меня тут нарисовались важные дела.

- Наконец-то, - как можно равнодушнее бросаю я.

- Почаще репетируй перед зеркалом равнодушие. Фигово пока выходит.

- Мне есть чем заняться и без этого.

- Ну хорошо, что есть, - наклоняется ко мне и шепчет в ухо едва различимо. - Я приду к тебе в спальню. Ночью.

Резко приподнимается, не скрывая улыбки. А я, совершенно не стесняясь, показываю Бестужеву смачную фигу, еще и поигрываю большим пальцем.

- Вам этот жест понятен, Глеб, как вас там по отчеству? Или его надо тоже репетировать перед зеркалом?

- Нет. Здесь обойдемся без репетиции, - приподнимает вверх большой палец. Мол молодец, продолжай в том же духе. - Вспоминай мое отчество. Не вспомнишь – будем грешить до вступления в брак. Все, жди меня, и я вернусь, - очередное подмигивание и очень, очень-очень быстрые шаги в сторону танцующих гостей.

Сердце в очередной раз