Теперь Або почувствовал что-то иное.
Вдруг ему стало больно — и он очнулся… Вокруг по-прежнему расстилался океан, но рядом сидел человек, и покалывал его острием шпаги, приговаривая: «Очнись…очнись!» Его голубые глаза-льдинки с холодным любопытством взирали на выходящего из транса Або.
— Старик тебе свои картинки показывал? — фыркнул он, увидев, что тот пришёл в себя.
— Брат Кайенн… Рад видеть тебя, — слабо отозвался Або, ощущая в себе самом непонятную перемену.
— Рад?.. Пожалуй, я тоже, — отвечал Кайенн. — Ты — единственный из оставшихся в живых Посвященных, кто ещё способен думать и рассуждать по-своему. Я знаю — Ахайя опасается тебя: боится, что ты выступишь против и помешаешь ему. Я предлагаю тебе встать на мою сторону!
Або молчал. Тогда Кайенн склонился к нему ближе и горячо зашептал:
— Вспомни, сколько нас было? — тысячи! Осталось — десяток! Мы страдали и гибли ради него!.. А скольких уничтожила инквизиция?! Нас жгли, убивали, гнали! И все ради чего? Просто потому что онхотел знать!.. Не слишком ли большая цена за возможность ещё немного пожить после смерти?
— Немного?.. Ничего себе!
— А то, что мы больше не принадлежим себе? — с жаром возразил Кайенн. — Он, возможно, лишил наши души бессмертия! Теперь же хочет забрать и то, что осталось — нашу жизненную силу, нашу энергию!
— Но он лишь вернет своё, — устало ответил Або, не понимая, куда клонит собеседник.
— Ладно! — решительно сказал Кайенн. — Спорить я не хочу. Знай же: есть силы, которые могут помочь нам обрести свободу.
Або внимательнее вгляделся в говорившего и вдруг понял, что смущало его в облике названного брата: он больше не отбрасывал тени!.. Кайенн проследил направление его взгляда, но ничуть не смутился:
— Догадлив. Так что ты ответишь мне, брат?
— Ты хочешь помешать Ахайе? — Кайенн кивнул. — И как же?
— Солнечное затмение случится немного раньше. Всего несколько минут разницы, но поверь мне — результат будет совсем иным!
— Сожалею… — медленно произнес Або, — но ты опоздал. Меня уже нельзя купить. Ахайя — безумец, но те, кому продался ты… — и он покачал головой.
Голубые льдинки Кайенна налились кровью:
— Ты пожалеешь об этом!
— Нет, — просто ответил Або. — Не успею.
Он чувствовал, как жизненные силы покидают его, невидимо перетекая к тому, чьей власти он был обязан своим столь долгим существованием.
— Так пропади же ты пропадом!.. — злобно выкрикнул Кайенн, и ногой столкнул его вниз.
Падая, Або видел, как на вершину мерным шагом поднимаются люди в белом, как маленькая фигурка отталкивается от края Башни и взлетает, но вдруг обращается в пепел и черные снежинки хлопьями падают вниз… Люди становятся в круг, кладя руки друг другу на плечи. Между ними в центре — огромный блестящий диск… Монетку Солнца поедает тень — чернеет и край диска, с его пылающей поверхности срывается синеватый луч… Рушится небо, падая во вздыбившийся океан, и две стихии сходятся в последних объятьях… Башня превращается в гигантский столп света, соединяя недра и космос, и они взрываются, не вынеся соприкосновения… Бешеный смерч подхватывает его безвольное тело — и он погружается в небытие…
* * *
Вернувшись домой, Рио столкнулась в холле с Красавчиком. Стоя перед зеркалом, молодой человек придирчиво рассматривал свое отражение.
— Будь так любезна, соплявка, — обратился он к ней, — передай моей мамочке, что сегодня я буду поздно.
Красавчик приходился ей кузеном. Он был единственным и обожаемым чадом тётки Люсильды. Тётка в нем души не чаяла, а сынуля вил из наивной и доброй женщины веревки.
— Я тебе не почтальон! — огрызнулась Рио.
Нельзя сказать, чтобы она совсем уж не выносила своего кузена. В самой глубине души, где потихоньку расцветала маленькая женщина, он отчаянно ей нравился: юноша недаром заслужил своё прозвище, — он был очень хорош собой, и прекрасно умел этим пользоваться. Но интуитивно она чувствовала, что ему наплевать на всех, кроме себя самого, и потому никогда не выказывала кузену особого расположения, а при всяком удобном случае норовила устроить какую-нибудь каверзу. Она вообще обожала строить козни домашним: такое у ребенка было чувство юмора… Это обстоятельство заставляло Красавчика считаться с её существованием.
— Ишь, вырядился!.. — буркнула она. — Чего это ты напялил папин пиджак?
Красавчик поскучнел и демонстративно отвернулся к зеркалу. Искусственно зевнув, он прикрыл рот рукой, — на холеном пальце сверкнул дорогой перстень, — и направился к выходу, размышляя, как убить очередной вечер. Зелёная Чаша — так назывался их городок, — была уютным и прелестным местечком. К нему вполне можно было отнести строки, сказанные поэтом, фамилии которого Красавчик не помнил: «Здесь хорошо бы жить — и умереть!». И он был вполне согласен, что умереть здесь — вполне возможно. Со скуки… Этот двадцатилетний оболтус успел проучиться год в столичном университете, прежде чем его исключили за прогулы, и считал местную жизнь пресной и провинциальной, а себя самого — достойным большего, нежели места мелкого клерка в управлении Корпорации, выхлопотанного ему матерью через отца Рио.
Когда кузен удалился, — Рио ухитрилась незаметно приладить ему сзади на брюки колючку репейника, прицепившуюся к ней по дороге, — она помчалась на кухню: надо поставить цветы в воду. О чем это она разговаривала с отцом Себастьеном?.. Странно, никак не вспомнить… Но тут из коридора она услышала на Кухне голоса — там, судя по всему, были Папа и Бабушка. Рио любила подслушивать. Ну, не нарочно, а так, когда случайно получалось. Она, правда, не знала ещё, что в таких случаях рискуешь не только узнать интересненькое, но и какую-нибудь гадость о себе. Но речь шла совсем не о ней.
— Мы могли бы продать Замок, и переехать в дом подешевле, — сказал Папа, — ведь содержать эти развалины очень накладно.
— Развалины?! — возмутилась Бабушка. — Продать наше фамильное гнездо?!
— Необязательно продавать. Городской совет давно предлагает передать Замок на баланс Города…
— Спасибо! — негодующе фыркнула старуха. — Чтоб у меня тут под ногами вертелись стаи пронырливых туристов, а мы бы сами жили здесь вроде как из милости?!
— Послушайте, необязательно так сердиться! Никто же Вас не заставляет съезжать отсюда, — начал заводиться и Папа.
Тут Рио услышала чьи-то шаги, и ей пришлось войти. Вслед за ней появилась, прихрамывая, Мама. В вечернем платье, красиво причёсанная и накрашенная, она выглядела совершенной красавицей. Рио любила видеть ее такой.
Мама недовольно сморщила носик:
— Как, ты еще не готов?! — она собиралась утащить Папу в гости: нельзя же допустить, чтобы вечер окончательно пропал.
— Что-то я не могу найти свой новый пиджак, — попытался отбиться отец. — Может, ты съездишь без меня?
— Твой пиджачок Красавчик одолжил! — наябедничала дочь.
— Вот видишь! — обрадовался Папа. — Я лучше останусь дома, разберу бумаги, проведу вечерок с детьми… — он терпеть не мог светские визиты.
— Это как? — удивилась супруга. — У детей есть уроки. Вполне достаточно.
Услыхав про уроки, Рио испугалась, как бы