— Это ошибка, которую непременно исправят, — ответил рыцарь. — Я убил человека, защищая свою честь. Это не преступление.

— Тот, второй, тоже так думал…

Рыцарь только отмахнулся:

— Мне сказали, это мальчишка.

— И что он тебе сделал?

— Мы натягивали палатки. Этот псих залез на мою территорию, и вот…

— Отличный повод для убийства, нечего сказать.

— Вы издеваетесь, сэр?

— О нет, господин. В жизни бы не посмел.

Райнер перевел взгляд с рыцаря на безбородого лучника, темноволосого паренька, скорее по-детски миловидного, чем красивого.

— А ты, малый? В твои-то годы дойти до жизни такой?

— Ага, — сказал Халс. — Небось кусил кормилицу за сиську?

Мальчик поднял сердитые глаза.

— Я убил человека! Соседа по палатке. Он… — паренек сглотнул. — Он попытался… ну, поиметь меня. И если кто из вас замыслит подобное, я поступлю с ним ровно так же.

Халс расхохотался:

— Размолвка влюбленных, да?

Мальчик вскочил на ноги:

— А ну прикуси язык!

Райнер вздохнул. Ну вот, еще одна горячая голова. Ему понравилась решительность мальчишки. Бесстрашный воробей в ястребином гнезде.

— Тише, парень, — сказал тощий пикинер. — Это всего лишь шутка. Халс, оставь его в покое.

От стены отделилась высокая худая фигура, нервный артиллерист с аккуратно подстриженной бородкой и совершенно безумными глазами.

— Я убежал от собственной пушки. Огонь низринулся с неба. Огонь, да, и он двигался, как человек. Он настигал меня. Я… — Внезапно он вздрогнул, опустил голову и сел.

Несколько секунд все молчали и не глядели друг на друга. «По крайней мере, этот бедолага не лжет», — подумал Райнер.

В помещении остался только один человек, который до сих пор не проронил ни слова и, по всей видимости, не интересовался разговором: толстенький, опрятный, в белой полотняной куртке полевого хирурга. Он сидел лицом к стене.

— А ты, костоправ, — окликнул его Райнер, — ты-то что натворил?

Остальные тут же встрепенулись, испытывая явное облегчение от того, что после странного признания артиллериста наконец можно сменить тему.

Хирург не поднял головы и не оглянулся.

— Нe лезь не в свое дело.

— Тише, сэр. Мы здесь все мертвецы, ваших секретов не выдадим.

Но врач промолчал, только еще больше ссутулился и продолжал смотреть в стенку.

Райнер пожал плечами и откинулся назад, снова оглядывая своих сокамерников и раздумывая над тем, кого бы взять в попутчики. Ну, точно не рыцаря: слишком вспыльчив. И не инженера: уж больно унылый. Возможно, пикинеров, хотя, похоже, те еще ребята.

Шаги в коридоре прервали его размышления. Все обернулись. Замок скрипнул, дверь со скрежетом отворилась, и вошли два стражника во главе с сержантом.

— Встать, подонки!

— Приглашаете нас на последний ужин? — поинтересовался Халс.

— Ща моим сапогом отужинаешь, если не пошевелишься. А ну, марш!

Узники покинули камеру, еле волоча ноги. Снаружи ждали еще двое охранников. Все вышли вслед за сержантом на прохладный вечерний воздух и пересекли грязный двор замка, где размещался гарнизон.

Падали крупные хлопья мокрого снега. Когда Райнер прошел мимо виселицы в центре плаца, у него по спине пробежали мурашки.

Они вошли в цитадель через небольшие ворота и, поднявшись по винтовой лестнице, оказались в помещении с низким потолком, где пахло древесным дымом и каленым железом. Райнер нервно сглотнул и огляделся. Вдоль стен стояли клетки и висели кандалы и разнообразные орудия пытки — дыбы, решетки, железные сапоги. В углу человек в кожаном фартуке калил на огне клейма, мерцающие в полумраке.

— Смотреть вперед! — рявкнул сержант. — Сомкнуть ряды! Смирно!

Узники застыли в центре помещения — кто сразу, кто чуть помедлив — и так прождали, как им показалось, чуть ли не целый час, пока сержант не окинул их грозным взглядом. Наконец, когда у Райнера уже невыносимо заныли колени, у них за спиной распахнулась дверь.

— Вперед смотреть, уроды! — прикрикнул сержант и сам застыл навытяжку.

Теперь Райнер видел тех двоих, ради которых все это затевалось.

Первого он не знал. Это был старый солдат, весь в шрамах, седой, с искалеченной ногой. У него было угрюмое тяжелое лицо, с глазами-щелками под кустистыми бровями. Он был одет в черный с красными разрезами дублет и короткие брюки — форму капитана остландских пикинеров.

Другого Райнер пару раз видел издали — барона Альбрехта Вальденхейма, младшего брата графа Манфреда Вальденхейма из Нордбергбрухе и второго по званию человека в его армии. Он был высок ростом и крепко сбит, явно очень силен, но немного полноват, со скошенным подбородком. Репутация безжалостного человека подтверждалась одним выражением лица, холодного и закрытого, как железная дверь. Он был в синем бархате, край подбитого мехом плаща волочился по полу.

Сержант отсалютовал:

— Узники, милорд!

Альбрехт кивнул с отсутствующим видом, его ледяные голубые глаза уставились на узников из-под коротких темных волос.

— Ульф Уркарт, милорд, — сказал сержант, когда Альбрехт и капитан со шрамами остановились перед задумчивым гигантом. — Инженер. Обвиняется в убийстве одного сапера. Убил его кувалдой.

Они перешли к Халсу и его тощему напарнику.

— Халс Кийр и Павел Фосс. Пикинеры. Убили в бою собственного капитана.

— Между прочим, мы невиновны, — заметил Халс.

— Молчать, мразь! — заорал сержант и дал ему затрещину.

— Ничего, сержант, — сказал Альбрехт. — А это кто? — он указал на миловидного юношу.

— Франц Шонтаг, лучник. Убил товарища по палатке, якобы в целях самообороны.

Альбрехт и капитан фыркнули и перешли к артиллеристу.

— Оскар Лихтмар, канонир. Трусость перед лицом врага. Оставил свою пушку.

Седой капитан стиснул губы. Альбрехт пожал плечами и покосился на рыцаря, который вытянулся в струнку, — воплощенное внимание.

— Эрих фон Эйзенберг, новообращенный рыцарь ордена Скипетра. Убил виконта Олина Марбурга на дуэли.

Альбрехт поднял бровь:

— Оскорбление было серьезным?

— Виконту было всего пятнадцать.

— А-а.

Следующим был тильянец.

— Джано Остини. Арбалетчик-наемник. Крал имперские ружья и продавал их чужеземцам.

Альбрехт кивнул и перешел к толстяку, который отказался назвать свое преступление. Сержант с отвращением оглядел его:

— Густав Шлехт, хирург. Обвиняется в насилии над человеком, который приносил в лагерь еду.

Альбрехт поднял глаза:

— Не понимаю.

Сержант замялся:

— Он… э-э… обесчестил и убил дочь фермера, у которого находился на постое их отряд.

— Какая прелесть.

Они оказались прямо напротив Райнера. Альбрехт и капитан пикинеров окинули его холодным взглядом. Сержант гневно глянул на него.

— Райнер Гетцау, стрелок. Самый отъявленный из всех. Колдун, который убил святую женщину и призвал мерзких демонов в лагерь. Не знаю, что и сказать, милорд. Все прочие преступны, но этот… он враг.

— Чушь, — сказал капитан пикинеров. Он заговорил в первый раз. Голос его звучал как скрип гравия под колесами. — Это не хаосит. Я бы почувствовал.

— Ну конечно, — согласился Альбрехт.

У Райнера отвисла челюсть. Он был изумлен.

— Но… но тогда, милорд, обвинения против меня должны быть беспочвенны. Если вы знаете, что я не колдун, тогда понятно, что эти существа были призваны не мной, и…

Сержант пнул его в живот:

— Молчать! Ты, ублюдок!

Райнер согнулся пополам, хрипя и хватаясь за живот.

— Я читал ваш отчет, сэр, — невозмутимым тоном сказал Альбрехт, — и я ему верю.

— Значит… вы меня отпустите?

— Думаю, нет. Из него следует, что вы гораздо более опасны, чем если бы и правда были колдуном. Вы жадный дурак, готовый продать родную