Вбежав в корпус, я поймала на себе растерянный взгляд регистраторши Леночки и помчалась к кабинету. Вера Львовна сидела на жёсткой кушетке с неизменной картонной коробкой, в которой лежал злополучный тонометр, и демонстративно поглядывала на часы.
— А я уж думала, милочка, что вы на работу не явитесь. До конца смены осталось пять минут.
Я улыбнулась, стараясь попасть ключом в замочную скважину.
— Хоть пять минут, да наши! Вызовов было много.
Толкнув дверь, я таки попала в свой кабинет и щёлкнула выключателем. Пенсионерка достала аппарат, поставила его на стол и закатала рукав модной блузки. Да, деньги у старушки водились, и она ни в чём себе не отказывала. Тщательно вымыв руки, надев белый халат и застегнув его на все пуговицы, я села за стол и раскатала манжету.
— Расслабьтесь, Верочка Львовна, дышите спокойно, думайте о приятном.
Нагнетая воздух резиновой грушей, я выслушивала тоны в старенький фонендоскоп.
— Сто тридцать на восемьдесят. Вполне годится. С таким давлением можно если не в космос, то в санаторий какой…
Как вдове бывшего директора завода и крупного партийного работника старушке полагались бесплатные путёвки, но она их попросту игнорировала. А зря. Львица даже представить себе не могла, что двадцать один день вместе с ней будет отдыхать весь огромный коллектив нашей районной поликлиники.
— На восемьдесят, говоришь? — Пенсионерка принялась обмахиваться кокетливым веером. — Что-то многовато. Тебе не кажется? Выпиши-ка мне анализы на завтра. Кровь, моча и всё такое!
Я скрипнула зубами.
— Но, Верочка Львовна! Вы же всё сдавали неделю назад. Для вашего возраста у вас прекрасные показатели.
— Ты так считаешь? — Она застегнула перламутровую пуговку на рукаве и обидчиво поджала губки.
— А хотите, я вас послушаю, ну… сердце, лёгкие?
Старушка ожила и кинулась за ширму раздеваться.
Телефон в кармане брюк, поставленный на вибро, просто разрывался. Отойдя к раковине, я тихонько вытащила его и посмотрела на экран. Сын. Наверное, опять не нашёл, чем перекусить, а пожарить картошку или яичницу ума не хватило. Подсчитав, что двухсот рублей, которые лежали в моём кошельке, вполне хватит на хлеб, пачку недорогих сосисок и пакет молока, я нажала «отбой». Подождёт. В конце концов, мать не на гулянке.
— Милочка! Я долго буду ждать, или ты заморозить меня решила?
— Уже бегу, Верочка Львовна.
Выписав витамины и шаркнув ножкой, я проводила беспокойную пациентку и осталась одна. Идти домой сил уже не было. Если бы не Ромка, переночевала бы тут, в своём кабинете, на обтянутой клеёнкой кушетке. Телефон опять сотряс карман.
— Да, сынок! Я скоро буду дома. Пожарь яичницу и садись за уроки.
— С вами говорит не сынок. Моя фамилия Блинов. Боюсь, у вашего сына крупные неприятности. Так что немедленно подъезжайте…
Хриплый баритон продиктовал адрес, и я машинально записала его в блокнот. Перед глазами всё плыло. Что с Ромкой? Жив ли? Я постоянно набирала номер сына, но трубку никто не брал. Возле металлического забора стояли такси. Прыгнув в первую машину, я протянула блокнот. Язык не слушался. Водитель изучил адрес.
— Двести рублей.
— Да, только быстрее, пожалуйста.
Ещё издали я увидела, что на противоположной стороне в неестественно выдвинутых на встречку позах стояли две машины. Гоночный «Феррари» своего мужа я узнала сразу, а вот название огромного чёрного танка с содранным боком оставалось загадкой. Я не разбиралась в иномарках, хотя шесть лет прожила с первоклассным водителем. Рядом с авто стоял мой Ромка, живой и невредимый, а над ним возвышался огромный бритоголовый детина в строгом костюме. Маленький негодяй! Опять взял машину отца! Злость на сына плавно перешла на мужчину. Подумаешь, тачку поцарапал! Мог бы это сразу сказать, а не пугать по телефону.
— Остановитесь здесь. — Я вытащила из кошелька две банкноты по сто рублей.
— Тут нельзя.
— Включи аварийку. Мне нужно выйти. Там мой сын. — Я указала рукой в сторону аварии.
Водитель затормозил.
— Ну и попала ты, мать, на бабки!
Я выскочила из машины и, перебежав две полосы в неположенном месте, оказалась возле Романа.
— Цел?
Мой сын прятал глаза. Неужто осознал? Бритоголовый сурово посмотрел на меня, как будто это я разделалась с его машиной.
— И это всё, что вас интересует в данной ситуации, мамаша?
Я пожала плечами.
— То есть вы считаете в порядке вещей, что шестнадцатилетний пацан носится по городу на спортивной тачке со скоростью больше ста километров, не смотрит ни на знаки, ни на светофоры… Эта машина, — он ткнул пальцем в царапину, — покинула салон всего три часа назад. Завтра мне шефа встречать. Что я ему скажу?
Я прекрасно понимала возмущение мужчины.
— Царапина не такая уж глубокая. Слава богу, вмятин нет. Сколько?
Мужчина, кажется Блинов, почесал квадратный подбородок.
— Если к знакомым, штук в двести уложимся. Вот только знакомых мастеров в этом городе у меня нет.
— Сколько?
— Ма, это реально дёшево.
Я отвесила сыну звонкую оплеуху. Да я за год таких денег не заработаю с учётом того, что нужно питаться, кормить маленького шалопая и оплачивать кредиты и коммунальные услуги.
— Деньги я достану. Вот мой паспорт и водительское удостоверение. Можете забрать в качестве залога.
Блинов внимательно пролистал паспорт.
— Понятно. Данилова Анна Игоревна. Прописка местная. Кем работаете?
— Терапевтом в районной поликлинике.
— Понятно, бюджетница. — Он криво усмехнулся. — А муж есть?
— Погиб десять лет назад.
— Понятно.
— Да что вам всё понятно?
Мужчина вернул мои документы.
— Понятно, что час от часу не легче. Где же вы деньги возьмёте, уважаемая?
Я гордо вскинула подбородок.
— Найду.
Обменявшись расписками, мы погрузились в машины и разъехались. Я ненавидела авто во всех их проявлениях. Одно из них сделало меня вдовой в двадцать шесть лет, а другое только что пробило огромную брешь в семейном бюджете, который постоянно требовал всё новых вливаний. Тем не менее я села за руль проклятого «Феррари» и дала по газам.
— Ма! Да всё будет нормально. Я телефон дяди Паши дал. Он и не такие «бэхи» на ноги ставил.
Я молчала, кусая губы, чтобы не разреветься прямо за рулём, туго соображая, где взять такую сумму. Кредит отпадал сразу. На мне уже висело три. Занять было не у кого. Все подружки работали со мной в одной поликлинике и тоже едва сводили концы с концами. Оставалась одна надежда — найти своего блудного родителя.
Мы с отцом не общались лет двадцать, а если быть абсолютно точной, двадцать два года. Именно тогда, в разгар девяностых, он бросил