Мне становится душно и я снимаю пальто, аккуратно сложив его пополам у себя на коленях. Осматриваюсь. Если не считать вчерашнего унижения на полу подобного автомобиля, я давненько не сидела в дико дорогом, просторном и комфортабельном салоне. У меня ванная в хрущевке меньше. И пахнет тут лучше в сравнении с моими предшествующими средствами передвижения: затхлый автобус или на своих двух. Второй вариант хотя бы позволяет дышать свежим воздухом, а не потными мужиками и нафталиновыми бабками.
Не то что сейчас. Дышу хорошей жизнью. Как жаль, что в качестве имущества самого Марата Кадыровича. И чего бежала? Сама ведь мечтала о красивой жизни… любой ценой. Вот и получай, Владимировна. Правда, реальная плата оказалась выше моих сил. Пыталась. Честно. Но не получилось сломать себя. А может и сломала, да не понравилось. Не могу я быть птичкой в клетке и петь по щелчку пальцев. Я свободы хочу. Жить хочу. Чтобы уважали. Ценили. Думала, деньги помогут, а они еще больше в болото меня затянули.
Дверца с противоположной стороны резко распахивается, и в салон врывается запах сладковатого табака вместе с самим Хаджиевым. Как всегда серьезный. Одним своим присутствием накаляет обстановку, ломая мое дыхание.
И совершенно не желая того, я начинаю нервничать.
Рядом с ним молчание — пытка.
В волнении ерзаю на месте и заламываю пальцы, но внезапно останавливаюсь. До меня доносится изысканный парфюм смешанный с более глубоким ароматом, исходящим от мужской кожи.
Украдкой поглядываю на Хаджиева, а тот и бровью не ведет в мою сторону, уткнувшись в телефон.
Будто я пустое место.
Хотя это и к лучшему. Одной проблемой меньше.
Отдав краткий сухой приказ водителю, Хаджиев вновь отвлекается на оживший в руке гаджет. Дальнейший час я провожу под его бурные разговоры, смысла которых не могу понять из-за незнакомого мне языка. Но иногда по интонации мне удается уловить, когда он приходит в раздражение. Однако его лицо все также не выдает ни единой эмоции. Мне скучно. Молчание сейчас действует как снотворное. Веки словно наливаются свинцом. На часах всего пять утра, а с учетом того, сколько на меня навалилось за последние сутки, я бы сейчас с удовольствием отдалась во власть морфея.
Вот только у Марата видимо другие планы. И за одно ничтожное мгновение усталость и скука стираются в пыль.
Горячая ладонь мерзавца проскальзывает прямо в разрез платья, выше, обжигая бедро с такой силой, что тонкая ткань чулок грозится превратиться в пепел.
Но самый крах в том, что между передними местами и задними не установлена водительская перегородка. И я очень надеюсь на благоразумие озверевшего мужчины, пальцы которого так яро очерчивают ажурный край чулок.
Словно я для него антистрессовый мяч.
Продолжая держать разговор в заданном им темпе, он проскальзывает рукой между моих ног, по-хозяйски касаясь обнаженного участка кожи… совсем рядом с тонкой полоской трусиков. Вмиг разгоряченный воздух застревает копьем в горле и я машинально свожу ноги крепче, наивно полагая, что меня это спасет.
Сукин ты сын, Хаджиев.
Глава 7. Абсурд
Пальцем подцепляет край ажурной ткани, нагло касаясь самих складок. Вздрагиваю, как от удара током. В сиденье вжимаюсь, мечтая слиться с кожаной обивкой воедино.
А ему наплевать. Долбаный извращенец.
По-прежнему не смотрит на меня, увлеченный собеседником по телефону. Словно робот, а происходящее его никак не трогает.
Чего нельзя сказать обо мне.
Кусаю губы, не позволяя сорваться жалобному стону. Прошу. Умоляю свое тело заткнуться и не реагировать. Но как? Он ведь даже не замечает моих внутренних стенаний. Руководит мной, как пальцем по глобусу. Куда тыкнет, там кожа плавится. Обводит призрачным пунктиром эрогенные зоны, о которых знает только он.
Мужские пальцы уже хлюпают по влажным складкам, добавляя к гребаному возбуждению чувства стыда и неловкости. Теку как последняя шлюха. Ненавижу. И себя и его. Его — за все. Себя за то, что становлюсь податливой в руках Хаджиева подобно куску сахарной ваты.
В отличие от Марата, который все такой же бесчувственный, как шквал ледяного ветра. Вот только он не тушит, а сильнее распаляет внутри меня жалящее пламя. Вышибает в параллельную реальность. И в тоже время соединяет нас невидимой цепью, провоцируя выброс окситоцина в кровь. Абсурд.
Поглаживает, с жадностью размазывая влагу возбуждения. Уничтожает любую возможность противится этой сладкой пытки. Парализует. Заставляет гореть и жадно хватать ртом воздух. Адское пекло добирается до мозга и камнем падает вниз живота, наполняя меня болезненной тяжестью. Стирает все протесты. Опьяняет и одновременно отрезвляет, сменяя ласку на грубые фрикции. Демонстрируя свою власть надо мной. Оставляя только одно правило — подчиниться, раздвинув ноги пошире.
Даже не хочу представлять, как я выгляжу с его рукой между ног. А поймав несколько брошенных взглядов водителя в зеркале заднего вида, чувствую как становлюсь позорно красного цвета.
Зато на лице Хаджиева нет и намека на желание или напряжение. И тем более смущение.
Будь он проклят.
А когда он проскальзывает пальцем вглубь, с губ непроизвольно срывается стон.
Мерзавец!
Самообладание терпит полный крах и я впиваюсь в его жилистую руку ногтями. Будь моя воля, я бы кожу с него содрала.
— Марат! — шиплю как дикая кошка. — Прекрати! — изо всех сил стараюсь избавиться от его наглой конечности. Вот только толку от этого? — Прошу… только не сейчас.
Хаджиев демонстрирует своё недовольство, сжав мое сокровенное местечко в мощной хватке. Настолько мощной, что искры из глаз. Но подобная грубость лишь обостряет восприятие и без того заведенного тела.
— Ай… — закусываю губы, жмурюсь, удерживая себя на тонкой грани, чтобы самой не начать тереться об его руку. Идиотка.
Закончив разговор, Марат прячет телефон во внутреннем кармане пиджака, принимаясь разминать затекшую шею свободной ладонью. Тяжело вбирает наш общий воздух и наконец удосуживает меня диким взглядом. Словно бьет им по солнечному сплетению, перекрывая доступ кислорода. А после вынимает из намокших трусиков руку и демонстративно потирает пальцы скользкие от моей влаги.
— Тебе напомнить кто ты? — небрежно проводит ими по моим губам, заставляя испробовать собственные соки. Совсем охренел.
Мне хочется вцепиться в его руку зубами, но вместо этого я кусаю словесно.
— Ну что вы, Марат Кадырович, — судорожно одергиваю платье и свожу ноги намертво, — ваше скотское отношение не позволяет мне забыть, что я всего лишь вещь!
Лучшая защита это нападение. Правда, не в моем случае. Но я устала гадать, что же он со мной сделает.
Остатки возбуждения буквально сгорают от презрения к самой себе. Страх уже испытываю на совершенно другом уровне.
Придя немного в чувства, перевожу внимание на Хаджиева.
Скалится. Опасно. По животному. Даже пугает столь непривычное проявление эмоций, которые обычно тщательно скрыты под налетом равнодушия.
Зрачки черные, бешеные. Смотришь в них и тонешь. С