Я приложился к рюмке, затем нарочито медленно повёл рукой с ней влево-вправо.
— Туда-сюда, — сказал я. — Туда-сюда. Вот так я и катался до Эпицентра и обратно. Иногда до Новинска, но это реже.
— Просто по трассе? — озадаченно уточнил Касатон. — А разведка местности, облавы, задержания?
Тут даже придумывать ничего не пришлось, воспользовался стародавним советом Фомы.
— Я — стажёр. У меня всей службы пара часов в день было, а в остальное время — обучение и тренировки.
— А-а-а! — разочарованно протянул Тарас. — Понятно.
А вот Иван пыхнул из темноты дымом и поинтересовался:
— А как вообще там обстановка? Слышал, недавно мотоцикл на мине подорвался.
О том случае нам настоятельно рекомендовали не распространяться, и я не стал ни подтверждать факт взрыва, ни опровергать его. Но и отмалчиваться не хотелось, очень уж кислыми стали физиономии аспирантов. Не иначе, Карл успел чего-то обо мне наплести.
— Ситуация стабильная, — заявил я, поёжился и отпил коньяка. — Хотя, если старослужащих послушать, они браконьеров, чёрных старателей и нарушителей каждый день десятками задерживают. В Новинске столько народу нет, сколько они диверсантов обезвредили. Мы за всё время пару беспризорников с грузовиков сняли, да раз под обстрел попали.
— Ого! — удивился Карл. — Это кто вас так?
— Понятия не имею, — сказал я ради разнообразия чистую правду. — Из кустов пальнули дробью и отошли. Может, браконьеры. Не знаю. А! Ещё раз мы от медведя драпали!
И вот изрядно приукрашенная история об аномалии и обитавшей там зверюге определённое впечатление на аспирантов произвела. Они поделились байками о своей поездке в Доманию, и в итоге после возвращения в бар, мы с Карлом перебрались за их стол. Я прихватил с собой остатки коньяка, да у них и своя выпивка была, а ещё в полночь под сигналы точного времени мне всучили бокал игристого вина, и опьянение накатило как-то вдруг.
О чём толком говорили дальше — не помню, всё общение — урывками. Но в чём уверен на все сто, так это в том, что лишнего я не сболтнул, даже когда Вениамин Мельник завёл разговор о поездке на гражданскую войну.
— Мятежникам в открытую помогают танилийские фашисты и неофициально, но очень активно — национал-социалисты Оксона, — заявил он. — Они не только получают опыт и обкатывают технику, но и разрабатывают новые средства поражения операторов. Вот! — Аспирант выставил перед собой странный патрон с пулей обычного винтовочного калибра и длинной толстой гильзой, показавшейся непропорционально большой. — Это патрон семь — девяносто два на девяносто четыре. Удельная энергия — двадцать килоджоулей на квадратный сантиметр, что больше, чем у любых наших противотанковых ружей!
Все заохали, а я заметил:
— Чем гасить кинетическую энергию, проще такую пулю взорвать.
Мельник глянул на меня с усмешкой.
— Ты когда-нибудь видел, чтобы пули взрывали?
Я — видел, но вовремя прикусил язык и приложился к рюмке с коньяком. Хотел даже снова перебраться из-за стола к окну, да сначала Карл в разговор втянул, а потом и другие темы для обсуждения появились, так до утра и протрепались о политике, оружии и бог весть о чём ещё.
Ну, и к рюмке с коньяком прикладывался, не без этого, и был определённо нетрезв, поэтому, когда под утро Вениамин Мельник взял гитару и начал петь романсы, перемежая их куда более быстрыми песнями на непонятном языке, мне его исполнение даже понравилось.
Ну а затем Карл потянул на выход со словами:
— Шесть утра, Петя! Сейчас наши из «СверхДжоуля» расходиться начнут.
Сколько выпил за ночь — не знаю, только при этих словах в голове разом прояснилось, а внутри всё так и заныло в ожидании неприятного разговора с Ниной. Но слабину не дал, поднялся со стула, помахал всем на прощание, потопал вслед за товарищем.
Вышел на улицу и едва по лесенке вниз не скатился — после тёплого прокуренного бара морозный воздух ударил в нос ничуть не слабей прямого в голову. Ноздри защипало, на глазах выступили слёзы. Я откашлялся, нацепил кепку и поспешил за товарищем.
Мы вышли на бульвар и двинулись к студенческому клубу. Карл шагал уверенно и ровно, а вот моя походка твёрдостью не отличалась. Пусть из стороны в сторону и не шатало, да и ноги не заплетались, но для удержания себя в вертикальном положении приходилось прилагать постоянные усилия. И чем дальше — тем больше.
Ёлки! Да мне просто не хотелось идти в клуб!
Поймал себя на этой мысли и, устыдившись собственного малодушия, решительно двинулся дальше, нагнал Карла и постарался больше от него не отставать.
Приоритеты! Есть в моих приоритетах Нина? Есть! Ну и чего раскис тогда? Иди и помирись! Подумаешь, о службе в корпусе не сказал! Тоже мне проблема! Было бы из-за чего обижаться! Раздули из мухи слона!
Карл скрылся в клубе, ну а я опускаться на скамейку не стал, предпочёл походить туда-сюда. И не так холодно, и нервную дрожь худо-бедно унял.
Ну а потом из «СверхДжоуля» вывалилась компания барышень в сопровождении нескольких знакомых студентов, Карл и Маша, а ещё — Нина. Думал, придётся бежать за девчонкой и просить выслушать, но та столь решительно двинулась навстречу, что как-то даже не по себе от такой целеустремлённости сделалось.
— Петя! — обратилась ко мне Нина, глаза которой показались покрасневшими и припухшими от слёз. — Между нами всё кончено. Больше я с тобой общаться не намерена.
— Да ты чего?! — обомлел я. — Это из-за моей службы в корпусе?
— Нет, — строго ответила девушка. — Это из-за того, что я узнала об этом не от тебя. Да, ты не соврал, но ты и не сказал правды. О чём ещё ты умолчал? Как я могу тебе теперь доверять? Не могу. А какое может быть общение без доверия?
— Да перестань!
Я потянулся к Нине, и это стало ошибкой. Та отпрянула, потребовала:
— Не прикасайся! — и поспешила прочь.
Карл двинулся было ко мне, но его удержала Маша, и я махнул рукой.
— Иди!
Сам добрёл до лавочки, плюхнулся на неё и зажал лицо в ладонях.
Ну и что теперь делать? Бежать и умолять? Становиться на колени и признаваться в любви? Клясться больше ни о чём не умалчивать?
А это реально вообще? Люблю я её? Буду абсолютно откровенен всегда и во всём?
Насчёт первого момента скорее склонялся к положительному ответу — очень уж тошно было, а насчёт второго — чёрта с два стану без утайки обо всём рассказывать. Проклятье, да я иной раз сам себя обманул бы, если б только такая возможность выдалась!
И какой тогда во всём этом смысл? Унижаться в любом случае не собираюсь, но вот, допустим, куплю завтра букет роз и вымолю прощение, всё