– По-моему, он даже понятия не имеет, что ты вообще переехал из Вашингтона, – сказал Чарли. – Но я же ему говорил… наверное, он невнимательно слушал.
Кит перевернул страницу газеты.
– Ну, с этим я все урегулирую. Несколько недель в твоем распоряжении будет.
Кит бросил взгляд на часы.
– Но я тебя понимаю, – продолжал Чарли. – Работать здесь – значит действительно жить в постоянном напряжении.
Кит перевернул газету, сложил ее и принялся с интересом читать статью о заторах и пробках в метро в часы пик. Часы неторопливо отсчитывали минуту за минутой.
– Но иметь возможность сказать, что ты работаешь в Белом доме… – продолжал Чарли, – разве на твою знакомую это бы не произвело впечатления? И разве бы она тобой не гордилась?
Не отрывая глаз от газеты, Кит ответил:
– Нет.
– Не убеждай меня, будто не испытываешь никакого искушения.
Кит отложил газету.
– Чарли, администрации приходят и уходят, и работа в Белом доме так же постоянна и надежна, как скачки на необъезженной лошади. Послушай, я не хочу никого ни критиковать, ни судить, но меня загоняют на эту должность, и это мне не нравится. Я считаю, что будет вполне достаточным, если я скажу, что не могу принять этого предложения по личным обстоятельствам. Хорошо?
– Ладно.
– Полковник Лондри, президент вас сейчас примет, – сказал, входя в комнату, дежурный распорядитель.
– Желаю удачи, – напутствовал его Чарли.
Кит встал, и, пока он шел за распорядителем к выходу из гостиной, глаза всех присутствующих были устремлены ему вслед.
Они снова поднялись на лифте, вышли в коридор и направились к Овальному кабинету. Охранник, стоявший у дверей, проговорил:
– Минутку.
Распорядитель напомнил Киту о протокольной стороне беседы, особенно подчеркнув, чтобы тот не наступал на вышитую на ковре Большую государственную печать.
– Что же мне, прыгать через нее? – спросил Кит.
– Нет, сэр, обойдите ее слева. Помощник президента обойдет печать справа, и потом вы вместе подойдете к столу. Президент сегодня выбился из графика, поэтому он не будет приглашать вас сесть, а поднимется вам навстречу и поздоровается с вами в нескольких футах перед столом. Пожалуйста, постарайтесь, чтобы разговор был как можно короче.
– Мне надо ему сказать, что я за него голосовал?
Распорядитель внимательно посмотрел на Кита, потом еще раз сверился с листом бумаги, который держал в руке, словно желал убедиться, что этот тип действительно значится в списке посетителей.
Дверь открылась, и молодая женщина пригласила Кита войти. Они двинулись рядом через просторный, овальной формы кабинет по роскошному голубому ковру, обошли с разных сторон Большую печать и снова сошлись перед самым президентским столом, стоявшим перед большими, смотрящими на юг окнами. Кит обратил внимание, что на улице по-прежнему лил дождь.
Президент, улыбаясь, поднялся из-за стола и вышел им навстречу, протягивая на ходу руку; Кит пожал ее.
– Очень рад снова видеть вас здесь, полковник, – проговорил президент.
– Благодарю вас, господин президент.
– Нам вас тут не хватало.
– Спасибо, сэр.
– Вы уже здесь обосновались?
– Еще нет, сэр.
– Мистер Ядзински проследит, чтобы все было в порядке. Он начальник строгий, но справедливый.
– Да, сэр.
– Времена сейчас трудные, полковник, и нам очень нужен человек с вашим опытом и вашей порядочностью.
– Спасибо, господин президент.
– У вас ко мне какие-нибудь вопросы есть?
Стало уже традицией, что президенты, генералы и другие высокопоставленные лица непременно спрашивают об этом. Очень давно, по всей видимости тогда, когда Кита еще не было на свете, его задавали всерьез. Но в наше время, когда все куда-то спешат и немного опаздывают, вопрос приобрел риторический характер, и ответом на него всегда бывает неизменное: «Нет, сэр». Но Кит спросил:
– Почему я?
Казалось, президент на мгновение растерялся, секретарша начала покашливать.
– Простите? – переспросил президент.
– Почему вы вспомнили именно обо мне, сэр?
– А, понимаю. Видите ли, я вас запомнил как человека, который произвел на меня впечатление своими знаниями и хорошей интуицией. И я очень рад, что вы снова здесь. Добро пожаловать в Белый дом, полковник, – закончил президент, протягивая руку.
Кит пожал ее и ответил:
– Благодарю вас за это приглашение, сэр.
Секретарша легонько постучала Кита по плечу, они оба одновременно повернулись и двинулись к выходу, снова обойдя по пути с двух сторон распластавшуюся на полу Большую печать; едва они подошли к двери, как охранник распахнул ее.
Кит снова оказался в холле, секретарши президента рядом с ним уже не было.
– Спасибо, что пришли, полковник, – проговорил распорядитель. – Мистер Эйдер ждет вас в вестибюле. Пожалуйста, сюда.
Кит вышел в вестибюль, где стоял, дожидаясь его, Эйдер; вид у Чарли, как показалось Киту, был несколько обеспокоенный.
– Ну, как все прошло? – спросил Эйдер.
– Шестьдесят семь секунд на все, включая торжественный обход Большой государственной печати.
Дежурный проводил их к выходу из западного крыла Белого дома; на улице им навстречу устремился водитель их машины, держа в руке раскрытый зонтик. Пока они шли до машины, Эйдер спросил:
– И что он сказал?
– Ничего.
– Он считает, что ты принял предложение?
– Именно так.
– И что ты собираешься делать?
– Подумаю.
– Правильно. Поедем пообедаем, я заказал столик.
Они уселись в машину, и Эйдер сказал водителю:
– В отель «Ритц-Карлтон».
Машина выехала с территории Белого дома и двинулась по залитым дождем улицам, движение на которых было очень оживленным: начиналось время обеда.
– Ты продемонстрировал как раз ту меру сдержанности и осторожности, что надо, – проговорил Эйдер. – Здесь не любят тех, кто очень рвется вверх или слишком рекламирует самого себя.
– Чарли, никакая это не беседа перед приемом на работу. Больше похоже на повестку о призыве.
– Какая разница.
– А ты бы пошел на эту работу?
– Не задумываясь.
– Знаешь, дружище, тебе не мешает уединиться и поразмышлять над своей жизнью.
– Нет у меня никакой жизни. Я федеральный служащий.
– Ты меня беспокоишь.
– А ты меня беспокоишь. Ты и правда влюбился?
– Это не имеет никакого значения. Я не хочу возвращаться в Вашингтон.
– Даже если бы не существовало никакой Энни Бакстер?
– Эта тема закрыта.
Дальше они ехали молча, и Кит разглядывал проплывавший за окном машины город. Он сознавал, что провел здесь далеко не худшие свои годы; но присущие официальному Вашингтону крайне жесткая иерархия отношений и принятое тут чинопочитание противоречили всем его демократическим инстинктам. В этом-то и заключался один из парадоксов столицы.
Каждая из тех администраций, на которые он работал, начинала с того, что демонстрировала собственный, только ей присущий стиль, свое видение проблем и путей их решения, свою энергию, оптимизм и идеализм. Однако не проходило и года, как окопавшаяся бюрократия вновь проявляла свое удушающее влияние, а еще примерно через год и само новое правительство проникалось пессимизмом, попадало в изоляцию, его начинали раздирать внутренние дрязги и конфликты. Человек, оказавшийся в Овальном кабинете, быстро старел, а Корабль Государства, попыхивая трубой, неуправляемый и непотопляемый, продолжал плыть вперед, в неизвестном направлении.
Кит Лондри соскочил с этого корабля, точнее, его выбросили за борт, и волны вынесли его на берег небольшого острова – Спенсервиля. Женщина, случайно оказавшаяся на берегу, отнеслась к нему с