— Ты подвигайся, если надо, — напомнил ему Бард. Так что Джек несколько раз перекувырнулся в воздухе, а напоследок прошелся на руках — вроде как шут на деревенской ярмарке.
— Видишь ли, источник могущества барда — в жизненной силе: в ней берет начало его музыка, его способность подчинять себе слушателей, его умение вызывать бури.
Джек выпрямился. Последнее прозвучало многообещающе.
— На то, чтобы научиться управлять этой силой, нужны годы, а мой друг ждать не хотел. И не остановился вовремя. Поначалу он даже немало преуспел. Он мог заставить огонь повиснуть в воздухе или птиц — лететь задом наперед. Но в один прекрасный день — он как раз пытался приказать лесу стронуться с места — что-то в нём сломалось. Мой друг рухнул ниц. А мгновение спустя вскочил на ноги и затрясся всем телом, точно гигантский пес трепал его в зубах. Затем он громко взвыл и бросился бежать — так быстро, что только я его и видел.
Джек задохнулся от ужаса. Ведь Бард уверял, будто и его, Джека, защита развеяна в пыль. Неужто ему тоже суждено сойти с ума?
— Я поспешил следом, — продолжал между тем старик. — Это было непросто: мне приходилось останавливаться с наступлением ночи и обходить заросли ежевики и реки. Мой же злополучный друг мчался вперед очертя голову, невзирая на препятствия. Частенько я находил среди шипов терновника окровавленные клочья его одежды. И вот наконец я добрался до Долины Безумия.
С моря наползал туман, в воздухе заметно похолодало. Пчелы уже не роились над цветами. С каждым мгновением их становилось всё меньше: они улетали домой, в теплые ульи.
— Я услышал хриплый гогот задолго до того, как увидел ее своими глазами, — рассказывал Бард. — Жуткий был звук, что-то вроде смеха — смеха, в котором нет ни капли радости. Все барды-неудачники в Ирландии находили дорогу в это единственное место, где жизненная сила мощнее, чем где бы то ни было. И оставались там навсегда. Я отыскал своего друга, да только он ничем уже не походил на человека, которого я знал когда-то. Взгляд его блуждал, волосы были всклокочены… Им завладела сила, далеко превосходящая его собственную, и я — в ту пору лишь жалкий ученик-неумеха — не ведал, как освободить его.
Старик встал и простер вперед правую руку.
— Но не будем вспоминать о горестном прошлом, Возможно, я причинил тебе вред, но теперь-то я уже не ученик несмышленый. Тебе я помочь смогу. И, пожалуй, всё это к лучшему. Над нами нависли неисчислимые опасности. Сходятся грозовые тучи. Куются мечи… — Бормоча себе под нос, Бард зашагал вверх по тропинке.
Джек брел за ним, словно оглушенный. Сонливость, накатывавшая на него весь день напролет, вновь давала о себе знать, но чем дальше уходили они от долинки, тем легче ему становилось. К тому времени, как они добрались до римской виллы на продуваемом всеми ветрами утесе, Джек уже чувствовал себя бодрее некуда.
Глава 5
Золотой чертог Хродгара
А в деревне время текло своим чередом: луны прибывали и вновь шли на убыль. Яблоки в отцовском саду налились золотом. Тугие колосья тяжкой волной клонились под западным ветром; вскорости пришла пора сбора урожая. Стригли овец, из ульев брали мед, кололи свиней — словом, вовсю готовились к зиме. Джек по-прежнему жил на римской вилле. Поросячьего визга он слышать не мог — слишком далеко, — но всем своим существом чувствовал, что происходит. Воздух прямо- таки вибрировал от множества смертей.
Всё это время Джек упражнялся в магии под началом Барда Он учился призывать туманы, заставлял яблоки падать с высокой ветви и приманивал с неба птиц. Пустячки, конечно, — но приятно.
А потом пришла зима. Высокие холмы оделись снегом. Море потемнело, солнце спряталось. Джек безвылазно сидел в четырех стенах и заучивал наизусть стихи. Бард смастерил ему небольшую арфу, но стоял такой холод, что заледеневшие пальцы мальчика не справлялись со струнами. Старик решил, что пришла пора научить Джека вызывать огонь.
— Сосредоточься на жаре, — велел он, усаживаясь по другую сторону от наваленной как попало кучи веток и хвороста.
— Я замерз, — пожаловался Джек. Бард загасил очаг еще на рассвете, и в доме стоял такой лютый холод, что просто страх. Даже рисунки на стенах покрылись изморозью.
— Это тебе только кажется, — возразил Бард. — Тебе хорошо говорить, — обиженно подумал Джек. — На тебе теплый шерстяной плащ и башмаки на меху. А на мне — только эта драная туника».
— Если я сказал тебе что-то единожды, считай, что я повторил это тысячу раз, — вздохнул старик — Не надо пользоваться гневом для того, чтобы дотянуться до жизненной силы.
«И откуда он только знает, что я подумал?! — гадал про себя Джек — Но как бы то ни было, это же чистая правда. Из туники я давно вырос, а башмаки впитали в себя столько грязи, что их уже обжигать можно, что твои горшки».
— Гнев принадлежит смерти, — гнул свое Бард. — Гнев обращается на тебя же, когда ты меньше всего этого ждешь.
Джек, тяжело вздохнув, подумал о жарком солнце ушедшего лета. Дождь впитывается в почву — а потом, спустя много месяцев, ручьями изливается из недр холмов. Наверняка ведь и света там хоть немного да задержалось. Мальчик попытался отыскать этот свет, мысленно заглянув глубоко под землю, еще глубже, чем норы мышей и кротов, еще ниже, чем искривленные корни леса, пока не добрался до камня. А под камнем почуял жар. Увидел в сознании слабый отблеск — и поманил его за собой. Воззвал к нему, мысленно протянув к нему руки.
Волной накатила тошнота. Порою магия выделывала с ним и такие штуки. Сила словно взбалтывалась в желудке: чего доброго, вот-вот вывернет наизнанку. Джек открыл глаза над хворостом курилась струйка дыма.
— Ну же, не сдавайся, — сказал Бард. — Зови огонь. Зови его, слышишь!
Однако тошнота одержала верх. Джек кинулся к двери, а когда вернулся, искра уже угасла.
— Не переживай, — ободрил его Бард. — Что получилось один раз, получится снова. У нас весь день впереди.
«Это уж точно», — грустно подумал Джек, слушая, как северный ветер сотрясает стены дома.
— Если глаза слипаются, ты походи немного, разомнись, — посоветовал Бард.
«Да я не сонный, я просто замерз», — подумал Джек. И тут же понял, что в сон его действительно клонит. И до чего же отрадно было бы отдаться этому чувству! Он прямо как наяву видел, как инеистые великаны взывают к нему: «Приляг, мальчик! Какая уютная, славная постель — вековой лед. А снег