Из горки песка, что лежал у подножия скалы, вылезла большая змея и осмотрела женщину. Старая лубра пошла дальше: шла она по песку, прочерчивая в нем палкой дорожку, и по этой дорожке змея ползла за ней.
Прошло много месяцев. Старая женщина устала от долгого пути. И тогда внутренний голос сказал ей: «Видишь черные тучи над скалой? Слышишь, как гремит гром? Это говорит Старый Баями». И тут хлынул дождь. Вода стала заливать дорожку, по которой приползла змея.
Старая лубра очень устала и захотела отдохнуть. И тогда внутренний голос сказал: «Иди, пока не увидишь большой источник. Возле него остановись и поспи». Наконец она обнаружила в скалах пещеру. В первый раз за все это время услышала шум ветра, а потом шум большой воды. И она увидела это место. И захотела взять его себе.
Сейчас старая женщина все еще спит в своей пещере, ведь сюда ее прислал Баями.
И если шумит море, это значит, что старая лубра спит, а если поднимается ветер и рокочут волны, это значит, что она во сне поет корробори.
Рассказ очень понравился Дели: люди, живущие на берегах реки, за тысячу миль от устья, оказывается, знают, как выглядит то место на морском побережье, где она прекращает свой бег. Дядя Чарльз говорил ей, что у них есть особые посланцы, которые путешествуют вдоль русла реки, покрывая большие расстояния, проходят через вражеские, территории, пользуясь специальными пропусками; эти люди имеют при себе верительные знаки и товары на продажу.
Дели не раз говорила Адаму, что никогда больше даже близко не подойдет к морю. Но теперь она часто видела во сне старую женщину, бредущую – долго и трудно – к побережью. Она помнила рассказы капитана об этом южном взморье, протянувшемся на девяносто миль, белом от пены ревущих бурунов, бахромой рассыпающейся по песку.
Ее папка пополнилась эскизом, сделанным с Минны (которую она надеялась упросить позировать в обнаженном виде) и старой Сары, но больше всего было набросков с мисс Баретт. Девочка рисовала ее украдкой: прямой нос с выпуклыми ноздрями, широкие брови, вьющиеся волосы; делала наброски в профиль, в анфас и сзади, любовно выписывая милые завитки волос, выбившиеся из высокой прически и упавшие на затылок.
Мисс Баретт заметила, что успехи Дели в учении стали снижаться; теперь девочка смущалась и краснела, когда к ней обращались. Она жила в мире грез, воображая, как она спасает обожаемую гувернантку от смертельной опасности. Она стала такой же мечтательной и рассеянной, как Адам.
Она оживлялась только на уроках рисования. Но и здесь были свои огорчения: приходилось много упражняться, срисовывать. Она обязательно должна запечатлеть увиденное в цвете!
Там, где река снова поворачивала к северо-востоку, краски сгущались прямо на глазах. Гладкая бархатная поверхность воды отражала малейшие оттенки небосвода, делая их еще более чистыми; деревья смотрелись в воду, точно в зеркало.
Только когда свет померк окончательно, Дели вдруг почувствовала, что тело ее горит от укусов сотен москитов и услышала сердитый голос тети, зовущей ее пить чай. Творческий экстаз угас вместе с погасшими красками заката. Она взглянула на свое произведение критическим, почти равнодушным оком. Позже, когда она рассматривала изображение при свете лампы, она поняла, как далеко ему до потрясающей чистоты природных красок, и пропустила похвалу мисс Баретт мимо ушей. Гувернантка добавила, однако, что ее ученица созрела для того, чтобы, начиная с завтрашнего дня, учиться писать акварелью.
А за окном вечернее небо являло собой роскошную акварель, аквамариновое в зените, незаметно переходило к бледно-зеленому с едва заметным красным отливом, как если бы в чистой воде растворили капельку крови.
11
Позавтракав, Адам встал из-за стола и бросил хмурый взгляд в просвет между зелеными плюшевыми шторами на окне. Его беспокойные пальцы непроизвольно скручивали золотую бахрому. Свинцовые облака плыли по небу в сторону юга, садовые кусты, перечные деревья и липы приобрели ту пронзительно-зеленую окраску, которая предвещает дождь. Мисс Баретт подошла сзади и мягко отобрала у Адама спутанные кисти. Он вздрогнул от ее прикосновения, отдернул руку и обернулся к Дели:
– Может, спустимся к реке? У нас еще есть время до начала занятий, – он легонько потянул за ленту, сдерживающую поток волос. – Я поставил рыболовные снасти на треску.
Дели вопросительно взглянула на тетю. Эстер кивнула в знак позволения, и дети убежали. Мисс Баретт пошла к себе за учебниками, и супруги остались одни.
– Наш сын становится очень серьезным, тебе не кажется? – вполголоса спросила она.
– В чем же? – не понял Чарльз. – Что ты имеешь в виду, моя дорогая? Я желал бы, чтобы он всерьез заинтересовался делами фермы, тогда у меня было бы кому оставить наследство. Сын не в состоянии помочь мне сметать стог сена, у него начинается сенная лихорадка, а когда надо помочь обработать овец, у него, видите ли, аллергия на препарат!
– Но ведь он учится…
– Правильно! Что еще? У тебя всегда находится оправдание для сына. Теперь ты его балуешь, но когда-нибудь пожалеешь об этом. Он знает, что мать поддержит его во всем, а отца он и знать не хочет. К двадцати годам из него получится отменный шалопай!
– О, моя голова! – застонала Эстер (голова у нее начинала болеть всегда кстати). – Прямо разламывается, и все из-за тебя. Если бы ты хоть раз выслушал меня… Тебе не приходило в голову, что они с Филадельфией могли бы составить хорошую пару? Это так естественно, когда дети растут вместе с ранних лет. На ее деньги он мог бы обосноваться в Мельбурне, если ему того захочется, а на ферме оставить управляющего. То есть я хочу сказать, когда нас с тобой уже не будет… У нее двенадцать тысяч фунтов, да еще проценты нарастут ко времени ее совершеннолетия.
Чарльз изумленно смотрел на жену: такая мысль ни разу не приходила ему в голову.
– Но… Они ведь еще дети! И вообще, брак с кузиной и все такое… я привык видеть в ней только его сестру.
Но Эстер лишь улыбнулась с видом превосходства, так его раздражавшим, и ничего не сказала.
Наступила весна. Кустарник на берегу, припудренный золотистой цветочной пыльцой, наполнял воздух густым пряным ароматом. Вода в реке все прибывала и уже начинала переполнять боковые рукава. Восторженный хор лягушек не смолкал в ночи. Неустрашимая мисс Баретт каждое утро входила в ледяную купель, судорожно раздвигая руками образовавшиеся у берега мелкие колючие льдинки. Дели боялась, как бы у ее обожаемой гувернантки не случились судороги, но та плавала, как ни в чем не бывало.
Она уверяла, что после купания испытывает чудесные ощущения: бодрость в