— Не нравится мне этот старый козёл, — молоток звякнул, вгоняя острие между каменными плитами. — Чего он на тебя пялится всё время?
— За погляд денег не берут. И потом, что, заслуженному профессору уже и на, гм, красивую студентку даже взглянуть нельзя?
— Пусть глядит, на, гм, красивых профессорш, — буркнул Вениамин, ожесточённо вколачивая костыль. — Хоть на мадам Лаупер-Брунно.
— Ты смеёшься? Ей же сто два года!
— И что? Если человеку сто два года, это ещё не значит, что она не может мечтать о…
— Так! Хватит, Вен. Когда начинаешь так ворчать, чувствуется, что ночью тебе меня не хватило, — Санди усмехалась, лукаво, победительно. — Но давай об этом позже, ладно? Полезли лучше.
— Полезли, — он последним ударом вогнал костыль на всю глубину, пропустил через кольцо страховочную верёвку. — А всё равно, не нравится он мне… этот твой Барбаросса.
— Ничего он не мой! — горячо возразили ему сверху. Алисанда уже ловко подтягивалась, застегнув карабин на поясе. — Он очень талантливый, если хочешь знать!
— Знаю, знаю, — Вениамин взялся за верёвку. — Сама не болтай. Лезь себе!
…Солнце уже поднялось, когда они, тяжело дыша, перевалились через последний карниз. Вниз лучше было не смотреть — земля совершенно исчезла в мешанине крыш и переходов, где-то далеко-далеко. Облака же, напротив, плыли совсем рядом.
И рукой уже подать до заброшенного «аппендикса». Черепичная крыша посерела, вдоль водостоков и желобов поселился ядовито-зелёный мох; длинные плети его спускались по фигурному литью ниже, оплетали толстые прутья оконных решёток, глубоко вделанных в кирпичную кладку. Теоретически, оставалось самое простое — перепилить любой из прутьев, аккуратно выдавить небольшой квадратик толстого мутного стекла, повернуть защёлку — и ты внутри.
Нелепый огрызок, мост в никуда, висящий над пропастью; и узкое, словно нож, строение, занявшее всю его ширину, глядящее на мир полуслепыми бельмами запылённых окон.
— Пила с тобой?
— Со мной, со мной, не волнуйся. — Вениамин похлопал по клапану кожаной сумки. — Пошли.
Крыша здесь была настолько покатой, что по ней пришлось ползти. За сим исключением, остальное прошло гладко — закрепили обвязку вокруг трубы, Вениамин спустился к ближайшему окну и взялся за алмазную пилку.
Пилка была хороша, гномьей работы — и, конечно, он бы никогда не смог позволить себе подобный инструмент. Купила её Алисанда — а может, не купила, а где-то стащила. У Санди были свои пути и способы, которые она ревниво охраняла. Даже от него.
Блистающие зубцы впились в неподатливое серое железо. Раз, другой, туда-сюда — нет, слишком медленно. Вениамин брызнул каменным маслом в наметившийся распил, дело пошло живее. Алисанда оставалась наверху, укрываясь за каминной трубой.
Но нет — всё тихо, да и как может быть иначе? Они слишком высоко, чтобы их заметили с земли, только из бойниц соседних башен, но пожилым профессорам не до подобных наблюдений. Они сейчас тащатся, шаркая ногами и путаясь в полах мантий, к дверям оставшихся в пользовании аудиторий, брюзгливо подгоняют ассистентов, что катят тележки с демонстрационным материалом — кролики и крысы в клетках, кристаллические друзы, рунные мельницы тяжёлой бронзы; они не смотрят по сторонам.
Решётка поддалась. Тяжёлый толстый прут отправился наверх; потом, если всё будет хорошо, они приладят его на место.
Звякнуло выдавленное стекло, Вениамин сунул руку, нашарил запор. Пока всё как обычно, даже слишком обычно — хотя о «висячем корпусе» болтали всякое. Но обычных студиозусов Академии подобные материи интересовали не слишком и потому слухи тоже были так себе, серые, без особой выдумки или леденящих кровь подробностей.
— Готово, Санди.
— Давай, я тебя держу, — она ловко соскользнула по верёвке вниз, изящная ножка в мягком сапожке встала на подоконник. В свободной руке появился небольшой самострел.
Окно открывалось внутрь — из-за намертво вмурованных в кладку решёток. Вениамин протиснулся между грязноватыми прутьями и очутился внутри.
Аудитория, и по первому виду скорее подошла бы медицинскому факультету. Странно, лекарей сюда вроде б как не заносило…
Рядом с высокой кафедрой — широченный мраморный стол, предусмотрительно снабжённый кровостоками и массивными зажимами; легко было представить распятого здесь человека, но имелись и другие петли, явно не для людской анатомии. Разложены покрытые пылью хирургические инструменты — к ним не прикасались уже много-много лет. Амфитеатром поднимаются скамьи для студиозусов, старого образца, внизу их давно уже заменили. Вдоль стен тянутся полки с книгами, однако каждая заперта решёткой с внушительным замком; на иных стеллажах — склянки и склянищи тёмного стекла с заспиртованными частями тел, отсюда не разглядишь, человека или животных; скорее всего, и тех и других.
Ничего необычного, за исключением мраморного стола и пространства вокруг него; пол выложен гранитной плиткой, в нём — отверстия для стока. Всё донельзя старое, пыльное, душное, но при этом — чистое. Прежде, чем уйти отсюда, прежние хозяева отдраили всё до блеска, до немыслимого сверкания; на мраморе только пыль, под ровным серым слоем ни пятнышка.
Вениамин услыхал нетерпеливое «хм!» за спиной, поспешно подвинулся, мягко спрыгнул на пол; вокруг сапог всклубилась пыль.
— Анатомичка какая-то, — заинтересованно проговорила Алисанда, обходя его. — Забавно, никогда не слышала, чтобы в «аппендиксе» размещались бы медикусы.
— Мы вообще не знаем, кто тут размещался, — вставил Вениамин. — Вроде таурмагики, но на самом-то деле — одна болтовня.
— Болтовня, точно. — Алисанда уже шла к полкам. — Смотри-ка, Вен, запирали на совесть. Дужки замков не к деревяшкам привинчены, в стены уходят. Долго пилить придётся, коли найдём чего.
Вениамин задержался возле мраморного операционного стола. Или правильнее будет сказать — стола для вивисекций? Уж больно странно расположены зажимы… и слишком они толсты. Человеку хватит обычных ремней — а тут толстенные стальные скобы. Сколько лет прошло — а ни пятнышка ржавчины. И расположены странно. Эти две пары — сойдут для людей, а вот ещё три для чего? Для кого? Несимметрично даже, словно для… для трёхруких или трёхногих каких-то…
— Вен! Гляди-ка! Иди сюда, где ты там застрял! Смотри, ну смотри же!..
За толстой железной решёткой, полностью закрывавшей книжную полку, тесно стояли переплетённые в чёрную кожу тома, на корешке у каждого вытиснены странного, пугающего вида черепа, явно нечеловеческие — с рогами, несоразмерно удлинёнными челюстями и мощными клыками. Цифры — один, два, три и далее, до девяти.
— «Insolutam Dimittit Quaestiones Secretos Necromantiae», — полушёпотом прочитала Алисанда.
— «Нерешённые вопросы некромантии», — перевёл Вениамин. — «Vasa digestorum» — сборник статей… Санди! Ты слышала, чтобы в Академии занимались бы некромантией?
— Не слышала. Некромагия под строгим запретом, сам знаешь. Хотя, конечно, некроэпизоотии-то случаются, —