— Атакуем без артиллерийской подготовки, — сказал Дударев. — Поэтому и топчемся на месте. Отсюда и потери.
Я был согласен с командиром, и он доложил свои соображения командующему армией. Нам приказали закрепиться на достигнутых рубежах.
Следующая неделя прошла более-менее спокойно, если не считать беспрерывных обстрелов, бомбежек, контратак.
Так закончилась эта операция. Войскам фронта не удалось полностью выполнить задачу по окружению и уничтожению демянской группировки. Дивизии противника понесли значительные потери в живой силе и особенно в технике, но все же вышли из-под удара, не дали себя окружить в этом демянском мешке.
Чего мы не сделали, где ошиблись? Эти вопросы встали перед командирами и политработниками.
Много было объективных и субъективных причин нашей неудачи. Они сложны и многообразны.
Вот к каким выводам пришли работники Генерального штаба, участвовавшие в этой операции:
«Основными причинами, которые серьезно препятствовали выполнению задачи в данной наступательной операции, были следующие.
Противник, находящийся длительное время в позиционной обороне, достаточно сильно укрепил ее в инженерном отношении, создав многополосную, стройную систему инженерных заграждений фланкирующего и косоприцельного огня ручных и станковых пулеметов, а также огня артиллерии и минометов.
Большинство опорных пунктов и узлов обороны противника были выгодно расположены в тактическом отношении, с хорошим круговым обзором и обстрелом всех подступов к ним. Инженерные сооружения (дзоты, блиндажи) в большинстве своем были достаточно прочны и неуязвимы от прямой наводки артиллерии, что давало возможность сохранять живую силу противника и противодействовать нашему наступлению. Преодоление такой обороны требовало большого количества сил и средств, особенно артиллерии для подавления прочных и глубоко эшелонированных инженерных сооружений.
В ходе боя противник организованно выводил свой части из демянского котла и срочно перенацеливал их на удержание Рамушевского коридора. Здесь для удержания узкого прохода немцы создавали большое превосходство в людях и технике, особенно на участках, где намечался прорыв линии фронта. Это давало противнику возможность не только упорно удерживать свои опорные пункты, срывать наше наступление, но и переходить в контратаки, чем еще больше сдерживалось наступление наших частей.
Своими мощными огневыми налетами противник наносил большие потери нашим войскам как в живой силе, так и в боевом технике, его авиация ежедневно, группами самолетов на небольших высотах, бомбила и обстреливала боевые порядки наших частей, особенно на направлении главного удара.
Огневая система противника, несмотря на неоднократную артиллерийскую подготовку, на большинстве участков оставалась неподавленной и в момент атаки наших подразделений, огневые точки противника продолжали оказывать упорное сопротивление.
В лесу артиллерийские и минометные батареи противника оставались не разведанными, наши атакующие подразделения нередко подвергались внезапному обстрелу.
Боевой состав большинства дивизий был малочисленный. В первые же дни боя наступающие части не в состоянии были с оставшимся боевым составом преодолеть тактическую глубину обороны противника. Командиры дивизий, имея небольшие резервы, не могли в достаточной степени повлиять на ход боя вводом мощных резервов там, где намечался успех наступающих.
Такое положение приводило к быстрому расходованию резервов армии, к частым перегруппировкам, к вынужденному пополнению боевого состава за счет изъятия людей из тыловых подразделений и частей»[1].
Кроме того, надо признать, что и у нас в дивизии, и у наших соседей, да и у соединения, которое мы сменили, очень слабо была организована разведка всех видов. Перед нашим наступлением немцы отводили основные силы в глубину обороны, а на переднем крае оставляли незначительное боевое охранение. Не зная истинного пачертания переднего края противника, наша артиллерийская подготовка нередко проводилась только по боевому охранению, то есть по ложному переднему краю.
Много было и других причин наших неудач в этой наступательной операции.
И все же, несмотря на все эти трудности и неудачи, февральские и мартовские бои за Ловатью сковали крупные силы врага. Он понес большие потери и вынужден был оставить очень выгодный плацдарм. Наше наступление значительно облегчило положение Ленинградского фронта и самого Ленинграда. После ликвидации демянского выступа войска Западного и Калининского фронтов, не опасаясь удара во фланг, очистили от врага ржевско-вяземский плацдарм. Противник был отброшен на 130—160 километров. Угроза для Москвы была окончательно снята.
Вскоре нашу и другие десантные дивизии вывели в тыл.
Полки возвращались в Черный Дор на погрузку в эшелоны, люди шагали по воде и грязи — весенняя распутица размесила дороги.
Долго мы с Григорием Титовичем Зайцевым обсуждали итоги наших первых боев в болотах за Ловатью. Они были большой школой для всех командиров и политработников. Теперь мы видели недостатки в работе политотдела дивизии. Мы неправильно расставили свои силы, формально распределив работников по полкам и батальонам. По существу, в политотделе никого не осталось. Так партийно-политическая работа лишилась руководящего центра. Работники политотдела шли с батальонами и ротами, мы с ними подчас не имели никакой связи.
Партийно-политическая работа многообразна, а у нас она, по существу, сводилась лишь к личному примеру и к беседам накоротке.
По выходе из боев мы созвали работников политотдела дивизии. Пригласили замполитов полков и батальонов. Совещание проходило на окраине дотла сожженного немцами села, в чудом уцелевшем сарае. За стенами завывал промозглый, холодный ветер. Желтый свет коптилки вырывал из глубины сарая исхудавшие суровые лица.
Совещание открыл Григорий Титович Зайцев.
— Решили собрать вас, — сказал он простуженным голосом, — чтобы уяснить, какие же следует сделать политработникам выводы из первых боев.
Он предложил товарищам высказаться. Разговор получился большим и нужным. Большинство высказываний были самокритичными. Товарищи не только говорили о просчетах, но и сразу же советовали, как их исправить.
Когда все высказались, поднялся Григорий Титович:
— Главное на войне — это люди. И люди нас не подвели, хотя раньше мы их учили воевать в тылу врага, а сражаться им пришлось совсем в иных условиях. Я согласен с товарищами, которые говорили здесь, что паши гвардейцы-десантники дрались мужественно, геройски, не щадя своей жизни. Но для нас, политработников, этого недостаточно. Политработники обязаны мыслить шире и видеть дальше, впереди новые бои. Нам надо определить, убедиться, правильно ли мы сами работали с людьми в бою, все ли сделали. Только на этой основе можно вести настоящую политработу с людьми, действенно и целеустремленно влиять на воинов в трудные моменты боя. И сейчас можно твердо сказать, что командиры и политработники везде были первыми вместе с воинами. Однако, к сожалению, некоторые из нас оказались не на высоте. В самом политотделе мы не совсем правильно расставили свои силы, особенно в начале боев. Работали в одиночку, разрозненно. Это ослабляло наше политическое влияние на ход боя.
Все должны извлечь серьезные уроки из этих 61 л. И еще раз прошу не забывать главного: политработа в бою — это работа с