На фронте, конечно, нет «мелочей». Иной раз не обратишь на что-нибудь внимания, будешь потом горько раскаиваться.
Приходит ко мне как-то капитан Н. Я. Саханков, замполит батальона.
— На фронт с таким комбатом, какой сейчас назначен, идти нельзя, — говорит он. — Пьет. Его и ругали, и наказывали, но ничего не меняется...
Убрали пьяницу. Выдвинули командиром батальона молодого офицера из этого же подразделения — старшего лейтенанта Ф. Мирошниченко. И не ошиблись.
К нему и к Николаю Яковлевичу Саханкову мы всегда приходили за опытом, на его примере учили других. Здесь по взводам были распределены обстрелянные десантники, во всей работе опирались на коммунистов-фронтовиков, серьезно готовили людей к будущим боям.
Помню, как на одном из партийных активов обсуждался вопрос о подготовке десантника. И докладчик, и выступающие в основном говорили о парашютных прыжках. Это в определенной мере отражало и общее направление всей нашей работы: в первые месяцы мы увлекались прыжками.
Но вот слова попросил Саханков:
— Нельзя, товарищи, все обучение сводить к парашютной подготовке. Надо учить людей всей солдатской науке: отлично стрелять, быстро окапываться, выбирать позицию, ориентироваться. Это нужно для боя. Мы готовим бойца, а не парашютиста...
Саханкова поддержали...
Командирами полков назначили бывших комбригов — боевых, опытных товарищей. В командование 7-м полком вступил майор М. Е. Козин, 4-й возглавил майор В. Л. Сахаров, а 5-й — подполковник X. X. Галимов. Заместителями командиров полков по политической части стали подполковники И. В. Журавлев, И. И. Баканов и В. Г. Вырвич.
Сложился и политический отдел дивизии. Возглавил его подполковник Г. Т. Зайцев. Секретарем парткомиссии стал майор И. Ф. Захаров, инструкторами — майор Л. И. Сурабекянц, капитан Горошков. Редактором дивизионной газеты назначили майора Н. С. Сухова, его заместителем — А. И. Маргулиса. С этими людьми мне пришлось пройти большой путь, почти всю войну, а с некоторыми из них дружба связала навсегда. К этому времени дивизию нашу полностью укомплектовали и снабдили всем необходимым. Даже лошадей дали, хотя десантникам никогда не приходилось иметь с ними дело. Но теперь нам предстояло действовать, как пехоте. Когда лошади прибыли, в дивизии не знали, что с ними делать: полудикие монголки были еще не объезжены, пугались автомобилей. Но потом, в боях за рекой Ловать, в болотах, в распутицу, кони выручали нас. Неприхотливые, они могли питаться прутьями и побегами ивняка, грызли кору с деревьев, шли с грузом по самым гиблым местам...
ПЕРВЫЕ УРОКИ
В конце января дивизия на автомашинах совершила марш из Москвы по Ленинградскому шоссе в район Осташкова. Часть имущества транспортировалась в эшелонах.
Сосредоточились в лесах юго-западнее Осташкова и на станции Черный Дор.
Мы ничего не знали о предстоящей операции. Лишь догадывались — готовится большое дело: одновременно с нами двигалось еще несколько гвардейских воздушнодесантных дивизий.
Чем ближе мы подходили к фронту, тем оживленней становилось движение войск. Дороги были забиты, на десятки километров растянулись колонны. Заносы на дорогах сдерживали движение. Петр Иванович Ляпин нервничал, возмущался:
— Кто такую махину пускает по одной дороге? Этак и разбомбить могут в два счета.
Многим из нас, менее опытным, такая ошибка не представлялась страшной. Все рвались вперед.
Готовя десантников к боевым действиям, мы проводили большую работу с бойцами по воспитанию ненависти к врагу.
Отступая на Запад, гитлеровцы совершали массовые убийства, грабежи и насилия. Политуправление Северо-Западного фронта издавало специальные бюллетени о зверствах и насилиях захватчиков.
Бойцы и командиры Красной Армии получали множество писем от родных, проживающих на территории, освобожденной Красной Армией. В этих письмах раскрывалась страшная правда о фашистской неволе, они использовались в нашей конкретной партийно-политической работе с бойцами по воспитанию ненависти к фашистским захватчикам.
Вот что, например, писала мать красноармейцу А. Козлову из деревни Ступино Ржевского района:
«Дорогой мой сыночек! Страшно вспомнить, что творили немцы в нашей деревне. Первым делом они принялись нас грабить. Угнали весь скот. В деревне не осталось ни одной коровушки. Выгребли последний хлеб. А нас оставили голодными.
Потом немцы, как звери, набросились на наших людей. Помнишь, сынок, соседок — девушек Катю и Дусю Томилиных? Их расстреляли немцы. И еще многие жители села — женщины, дети и старики — замучены.
Деревню немцы сожгли. Из 70 домов осталось всего шесть. Сожгли и наш дом. Я стала жить в бане, по немцы пришли и, как собаку, вышвырнули меня на улицу, а баню разобрали. И всю холодную зимушку я и мои соседи жили в окопе. Много умерло народу от мучений».
«Дорогой Саша, — писал товарищ фронтовика А. Фесенко из города Шахты.—Я должен тебе сообщить горькую весть — у тебя нет больше ни отца, ни матери. Фашистские кровопийцы зверски надругались над твоей семьей.
Какая-то продажная шкура донесла им, что вы, шестеро братьев, находитесь на фронте. Фашисты узнали и то, что у сестры Валентины муж генерал-майор авиации.
На второй день оккупации немцы забрали отца, мать и брата Петра. К вечеру гитлеровцы согнали на площадь всех жителей города. Туда же привели они под конвоем всех твоих родных. И началась дикая расправа.
Отца они поставили у виселицы и зверски мучили. Отрубили пальцы, сожгли бороду, выбили левый глаз, кололи штыками. Но ничто не смогло надломить железную волю старика. Гневные слова прокричал он фашистам: «Сыны у меня — орлы! Они придут к вам, подлюкам, могилу выроют, берегитесь!»
Но это еще пе все, Саша! Когда стало совсем темно, к вашему дому привезли трупы замученных и зверски растерзанных твоих стариков и родных. Фашисты заставили сестру Анну внести трупы в дом, затем втолкнули туда и ее вместе с оставшимися в живых детьми и дом подожгли. Сгорели все...»
Все подобные письма были размножены в типографии, раздавались по машинам в пути следования, использовались для работы с бойцами на привалах и остановках, разъяснялись агитаторами в группах и в индивидуальных беседах с красноармейцами. Все было подчинено одной задаче — создать высокий наступательный порыв, воспитывать жгучую ненависть к фашистским захватчикам.
Второй этап, от Осташкова, был еще труднее. Около четырех дней мы двигались пешком по заболоченной местности. Первый день прошел нормально. Но потом началась оттепель. Все промокли. Под ногами хлюпала вода. Снег растаял, а солдаты шли в валенках.
На второй день под вечер я догнал 5-й гвардейский полк. Вижу, идут М. Т. Полтавец — агитатор полка, комиссар батальона Н. Я. Саханков, еще два командира.
— Что это вы в хвосте?
Михаил Трофимович Полтавец, пожимая мне руку, ответил:
— Мы замыкаем полк, товарищ полковник. Ни одного отставшего пока нет, хотя люди спят на ходу. Час назад одного солдата подняли. Ткнулся в куст и заснул...
Меня