– Какое потрясающее открытие, – заметила она, обращаясь к Джуду, и, поднявшись, вышла из кухни. На ходу она скомкано поздоровалась с собеседником, выдав свой фирменный трехсекундный вздох.

– Прости, – одними губами произнесла я.

– За что? – понизив голос, удивился Джуд. – Не можешь же ты контролировать свою мать сильнее, чем она контролирует тебя.

– Неужели? – Я дернула его за собой. С одним родителем разделались, остался еще один. – Да мы сегодня прямо сама прозорливость!

– Так меня еще никто не описывал, – заметил Джуд, поправляя шапку, чтобы та сидела ровно над бровями. Я уже начинала беспокоиться, глядя на все эти длинные рукава и шапки, – может, у него энергообмен в организме как у восьмидесятилетней старушки?

– Пап, – позвала я, постучав его по плечу. Ноль реакции. Попытка номер два: – Земля вызывает месье Ларсона!

Он не сводил глаз с кастрюль и сковородок, шипящих и скворчащих на плите.

– Здравствуй, моя Люси в небесах…

– Это Джуд, – перебила я, не желая представать перед парнем вконец избалованной маленькой девочкой. Хватит и того, что он уже видел.

Отец разом погасил все конфорки. Понятия не имею, как ему удается так точно рассчитывать время, но, кажется, мне и всей жизни не хватит, чтобы освоить это умение.

Отвернувшись от плиты, он вытер руки о фартук.

Господи, как я могла забыть про этот чертов фартук? Джуд изумленно вылупил глаза, но почти сразу же пришел в себя, папа даже и не заметил ничего, уверена. Фартук этот был привезен из Италии, из Рима, если быть точной, и изображал скульптуру Давида во всей красе. А висел так, что анатомически все органы полностью совпадали.

– Привет, Джуд, – поздоровался отец.

– Мистер Ларсон, – отозвался Джуд, протягивая ладонь. – Симпатичный фартук.

Отложив лопатку, отец пожал ему руку.

– Ты мне уже нравишься, – заявил он и стер со щеки мучной след. – Великое имя и тонкий вкус в том, что касается поварской одежды. – Тут он заметил, что мы с Джудом все еще держимся за руки. – И ты нравишься моей дочери. Ты умный парень, Джуд.

Подмигнув, отец вновь отвернулся к плите и принялся исступленно взбивать, помешивать и переворачивать блюда.

– Не так уж трудно замечать нечто особенное, когда жизнь забрасывает тебя таким количеством дерьма, – сказал Джуд.

– На это я могу лишь воздеть руки к небу, – ответил отец, а я изо всех сил старалась не упасть от удивления.

Говоря об «особенном», Джуд так на меня смотрел, что было совершенно ясно: он и меня имел в виду. Отец вдруг попросил:

– Люси в небесах, почему бы тебе не принести нужный диск, и мы бы поставили здесь для Джуда его песню?[7]

– Не надо, – резко перебил он.

Мы с отцом замерли, не понимая, в чем дело. Джуд продолжил, и из его голоса постепенно уходила напряженность:

– Моя мама боготворила битлов и назвала меня в честь этой самой песни. А я слушал ее уже столько раз, что на три жизни хватит.

Еще какое-то время папа внимательно разглядывал Джуда, но наконец пожал плечами.

– Что ж, тогда больше не буду тебя ею мучить. Но песня великая, так что быть названным в ее честь – это здорово. Может быть, почти так же здорово, – тут он глянул на меня и улыбнулся, – как «Люси в небесах с алмазами».

– Это песня о том, как наркотики приглушают жизненную боль, – отозвался Джуд. – Мне кажется, мама не совсем пришла в себя после родов, когда решила меня так назвать.

Отец снова поглядел на Джуда, словно выискивая, куда бы ткнуть пальцем.

– А еще это песня о любви, – наконец сказал он. – И о том, что любовь приходит, когда мы больше всего в ней нуждаемся.

Джуд помолчал. По тому, как исказилось его лицо, я поняла, что внутри него идет сильная борьба.

– Ну, о чем бы там ни говорилось, это просто имя. – Он пожал плечами.

– И замечательное имя, скажу я тебе. – Отец махнул в его сторону лопаткой. Потом принялся выкладывать курицу на блюдо и снова поднял глаза на Джуда: – А фамилия у тебя какая?

– Райдер, сэр.

– Хм-м. – Отец наморщил лоб. – Никогда не слышал. Но лицо твое мне точно знакомо. Я уже видел тебя, определенно.

Руки Джуда напряглись, я это чувствовала.

– Я тут часто бываю.

– Ты здесь рос?

– Где я только не рос, – ответил парень.

– Семья Джуда купила дом Чедвиков, – вмешалась я, не очень понимая, кому от этого замечания станет легче – мне или Джуду. – Может, поэтому он и кажется тебе знакомым?

Отец задумался, не прекращая разливать соус по тарелкам.

– Может быть, – пробормотал он себе под нос. – А может быть, и нет.

– Пап, может, тебе помочь? – предложила я, подойдя ближе. Ладонь Джуда я не выпускала – отчего-то была уверена, что если сделаю это, то мы никогда больше не будем держаться за руки.

– Все уже готово, – отозвался отец, поливая соусом еще два блюда. Потом похлопал Джуда по щеке. – В одном я уверен, сынок: не важно, видел я тебя уже или нет, мордашка у тебя симпатичная, ничего не скажешь.

Я уже привыкла краснеть за родителей. Это превратилось в своего рода ритуал: отец – из разряда городских сумасшедших, мать – вечно в роли Снежной королевы. Но сегодня они превзошли сами себя. Мало того что отец хлопал Джуда по щеке, он еще и вальсировал по кухне в своем «обнаженном» фартуке и сиял при этом, как Безумный Шляпник. Если после сегодняшних потрясений Джуд не передумает встречаться со мной завтра, значит, справится и с остальными проверками. Надеюсь, что справится.

Покосившись на Джуда, я перехватила его взгляд – он явно не понимал, что происходит и что ему со всем этим делать. Я глянула на дверь, потом снова на Джуда. Могу ли я его за это осуждать? Будучи отпрыском этой семейки, я и сама мечтала смыться подальше раз десять на дню, не меньше.

Покачав головой, Джуд склонился ниже, так что я почувствовала на шее его опаляющее дыхание.

– Ну уж нет, так легко ты от меня не отделаешься.

Стараясь справиться с охватившей все тело дрожью, я все-таки выдавила:

– Вот блин.

– Мэгз! – позвал отец. От его дикого вопля я подпрыгнула, а хрусталь в серванте жалобно звякнул. – Ужин на столе!

Он еще немного подождал у лестницы, надеясь услышать ответ, хотя знал, как знала и я, что никакого ответа не получит. Папа и я были единственными людьми на Земле, на которых маме было совершенно плевать. Так что через несколько секунд отец отвернулся и направился к столу, где уже устраивались мы с Джудом.

– Надеюсь, вам понравится, – сказал он, ставя перед Джудом блюдо с курицей.

Джуд окинул меня пристальным, острым, как лазер, взглядом.

– Мне уже нравится, – весело отозвался он.