Когда через часок Том оклемался настолько, что сам смог удерживать ковшик у губ, все стало проясняться. Говорил высокий, с висячими усами рядовой — Том его и не помнил, может, не встречал прежде.
— Это какие-то парализаторы. Они как вжарят в человека — сразу сознанка вон.
— Почему же ты оклемался, а другие еще валяются? — спросил кто-то.
— Я так думаю, от расстояния зависит, — рассудительно пояснил усатый. — Если ты, к примеру, от этих машинок, которые… ну, захватчики использовали, находился метрах в ста, то, в общем, ничего страшного, часа за три-четыре в себя приходишь. А тем, кто был ближе или кто вообще в упор под них попал, тогда… Наверное, можно и душу отдать.
Майор, лежа на соломе, опершись плечами на грубую дощатую стенку, повернул голову к Тому:
— Извеков, ты-то близко к ним подобрался или тебя сразу?..
— Не хотел отступать, — сказал Том, вспоминая, как он отчаянно молотил из автомата и надеялся хотя бы одного из этих темно-красных зацепить, чтобы врагу стало так же больно, как было ему, чтобы отомстить за тех, кто остался у неизвестной рощицы, когда на них налетели тарелки захватчиков и вертолет… Он подумал и честно признался: — А я, оказывается, обмочился.
Почему-то не мог он выразить это примитивным и грубым словцом, решил синтеллигентничать.
— У многих так, — пояснил усатый. — Некоторые, когда под их пальбу попали, вообще усрались. Это их машинки так действуют.
— Как-то они нас слишком легко… — сказал Том, втайне радуясь, что его грех не выглядит постыдно-трусливым.
— Не то слово, — вздохнул майор.
Ему-то, как кадровому офицеру, такое поражение, конечно, казалось более постыдным, чем обмочить штаны от действия веерных парализаторов инопланетян. И едва Том так подумал, как в другом, чуть более темном углу вскипела какая-то ссора. Друг на друга кричали два очень похожих паренька, Том их вспомнил: оба были минометчиками.
— А я говорю — нелюди они!
— Ты в окно-то выгляни, философ, выгляни! Иногда эти, в цветных комбинезонах по улице проходят, и капюшон откинут — люди это.
Оба были азартными и крикливыми, может, у них слух пострадал от пальбы.
— Они служат… — Дальше шла малоизобретательная, но злая матерщина. — А люди не могут… — Снова мат, уже адресованный начальству.
— Говорят они не по-нашему, — влез в спор усатый.
— Я знаю, милой, их мовку, — с заметным акцентом подал голос из другого угла какой-то мужичок, — на польке то дзвечит.
— Чего? — поднял голову майор. — Откуда они знают польский? Они что же, поляки?
— Чего не знам, того не ведам, — развел руками то ли западный белорус, то ли украинец. — Но точно — на польски.
К вечеру пленных покормили. Открылась дверь, и два местных, по-видимому, мужичка вволокли в сарай парящий живительным ароматом супа пятидесятилитровый бидон, в каких на рынке Том привык видеть молоко. Третья, вполне добродушная на вид тетка, принесла стопку солдатских мисок и достала кучу аллюминиевых ложек из глубокого кармана фартука, наброшенного поверх не очень чистого полушубка.
— Кушайте, — предложила тетка певуче, видать, тоже была откуда-то с юга.
Майор не смотрел на этих троих, он вглядывался в открытую дверь, где стояли три — или больше, за косяком было не видно, — тяжелые фигуры в темно-красных комбинезонах. Каждый из них держал перед собой знакомый теперь всем парализатор. Дернуться на них и освободиться казалось немыслимым. Не возникало сомнений, что эти трое, вооруженные таким совершенным оружием, не задумываясь, положили бы и всех собранных тут пленных, и двух мужичков с добродушной теткой.
Многие из ребят, особенно из тех, кто очухался от действия неизвестного оружия раньше других, например минометчики, тут же рванули к фляге с супом. На всех мисок не хватило, так тетка, отступив шага на три назад, пояснила:
— Вы миски-то вымойте, вон, у вас и вода стоит… Потом другим передайте.
— Да уж без тебя разберемся, — буркнул усатый без малейшей благодарности за кормежку.
— Вы, люди, лучше вот что скажите, — просипел майор. От волнения, должно быть, у него изменился голос. — Война еще продолжается?
— Да какая война, родненький? — удивилась тетка. — Земля-то уже сдалась! У этих, которые из космоса прилетели, свои люди в правительстве оказались. И не только у нас, а повсюду, сказывают.
— Врут! — почти убежденно выплюнул майор, но Том понял, что это, скорее всего, правда.
Если уж дело дошло до того, что эти, темно-красные, которых еще поляками обозвали, до таких вот городков доперли, значит, с большими-то городами уж точно все… завершилось.
И как это вышло? Или у них действительно коллаборационисты в правительствах разных стран, которые только и могли оказать им сопротивление, нашлись?
— С нами-то что будет? — спросил усатый.
Он уже сожрал, почитай, вторую миску супа и, держа ее в руках, направился к тетке с мужиками. Один из мужиков, что был без щетины, выставил вперед руку.
— Ты, солдат, назад сдай. Нам под их наметы попадать не охота, а к дверям вообще не суйтесь.
— Наметы? Это что такое? — спросил Том.
— Когда они к нам пришли, некоторые наши-то тоже, вроде вас, стрелять хотели, так они их наметами… Словно дождиком полили, некоторые после отошли, а вот собаки… Нет, собаки не отошли. Которые на них-то не бросались, теперь к нам жмутся, даже не гавкают лишний раз. И у коров молоко пропало, коль под их стрельбу попали.
— Что же будет-то? — решил настаивать усатый, стараясь держаться подальше от двери, чтобы грозные захватчики чего не подумали.
— Теперь они по лесам шарят, таких, как вы, выискивают. Как наловят, так переписывают всех, выдают какую-никакую бумажку и домой отсылают. Зачем вы им? Они больше не убивают, только ружья отымают, да кормят, если много ваших соберется. Вы-то, — мужичок почти смеялся, — сами пришли, им вас и искать не пришлось.
— А ты уже вроде не наш, да? — зло пролаял майор, но мужичок не обратил на его слова внимания.
Слопав полторы миски жиденького супа с большими кусками картошки, Том снова уснул. Но больше всего ему хотелось искупаться и переодеться, чтобы избавиться от постыдного запаха, который даже в зимнем воздухе отравлял существование.
Лишь майор не спал, хотя досталось ему поболе даже, чем Тому. Он и супу съел всего-то полмиски, не больше. Наверное, переживал очень.
4
Всех пленных из того городка, в который так неудачно пробовал войти батальон Тома, действительно довольно быстро рассортировали. На следующий же день пришли три машины, в две собрали без охраны тех, кто что-то подписал командиру краснокомбинезонных «поляков», которые взяли их в плен. А тех, кто ничего подписывать не стал или просто оказался с офицерскими погонами, засунули в третью машину и отвезли в какой-то бывший пансионат, в котором устроили концлагерь, хотя на местном жаргоне это называлось почти технически «накопителем».
Народу в накопителе было