2 страница
теперь делать? Сидеть, ждать помощи? Ничего другого и не остаётся — телефоны не ловят. Воды в машине мало, жратвы — лишь сухарики, но можно добраться до пива, если что. Может, бросить волкам мяса? А толку? Уйдут ли? Ни фига, мимо — это сгодится только, чтобы отвлечь. И Ника скоро очнётся — вот визгу будет. Женька…

При мысли о том, что придётся сидеть в запертой машине с мёртвым Женькой, меня замутило. Так, спокойно! А то в переделки не попадал ни разу. Выкрутимся…

Стоп. Женька.

С определённого момента своей карьеры Женька никогда не выходил из дому без пистолета — разумеется, зарегистрированного по всем правилам. По идее, и я мог себе оформить, но руки так и не дошли — был только охотничий помповик, да и тот остался дома, в сейфе.

А вот у Женьки ствол наверняка с собой. Где?

Брезгливость в таких ситуациях отступает сама собой. Немного повозившись, дотянулся–таки до Женькиного пояса — кобура оказалась там, на клипсе слева, под короткой полой куртки–пилота. Хорошо, что не справа — тогда б точно не добраться, не вылезая из машины и не вытаскивая Нику… Понтовая «беретта 92», обойма всего одна — да и черт с ним пока что, там вроде чуть не полтора десятка патронов.

Пистолет в руках приходилось держать неоднократно, так что с этим проблем нет. Сбросил предохранитель, оттянул затвор — патрон послушно скользнул в ствол, и я почувствовал себя намного увереннее.

Что дальше? И чем мне это грозит?

Чем, чем… Подстрелю волка — штраф. Да и так штраф, ствол–то чужой. Женьке, правда, уже всё равно. Ну… лучше штраф, чем эти твари со мной что–нибудь сделают. Пальнуть в воздух? Может, отпугну? Ника… извини, дорогуша, сейчас не до тебя. Потом будем тебя в чувство приводить.

Я взглянул в сторону леса — и почувствовал, как разом вспотел, а волосы встали дыбом. Сердце гулко бухнуло и упало куда–то в область живота.

Волков было уже четверо, и четвертый… четвертый…

Размером крупнее медведя, светло–серый, с лоснящейся шкурой. А главное — глаза. Точнее, даже не глаза, а взгляд.

Он был… человеческим. Ничуть не взгляд зверя — но при этом взгляд опаснейшего хищника.

Серый негромко рыкнул, и вся четверка медленно двинулась к машине. Трое «мелких» (ну да, мелких, ага) разошлись и пропали из поля зрения, Серый же остался прямо напротив метрах в трёх от машины, отделённый от меня лишь дверью и стеклом. И я мог бы поклясться, что светло–серые прозрачные глаза рассматривают меня… ну, как стрекозу, пришпиленную булавкой.

На дверь обрушился сильнейший удар мохнатых лап — волк прыгнул, вложив в толчок вес тела. Машина покачнулась, с трудом восстановив равновесие, завозилась на сиденье Ника, видимо, ещё не поняв, что происходит, осело сеткой стекло задней двери, в которое пришёлся удар… Я стал палить почти сразу, стекло осыпалось, серая туша метнулась вбок, машину опять тряхнуло.

В разбитое окно ощерилась морда волка — одного из «маленьких». Я выстрелил дважды, и зверь с визгом вывалился наружу. Опять мелькнула серая тень — быстро, очень быстро. Короткая «двойка» — не знаю, попал или нет, в тире с полгода не был… Удар, машину провернуло по часовой стрелке. В окне возникла огромная лапа, толщиной шире моей ладони, рванула — дверь даже не открылась, а, кувыркаясь, вылетела наружу, и я почувствовал себя в кастрюле, которую уже ставят на огонь.

Как страшно… и как глупо. Словно дурной сон.

Сон! Точно, это и есть сон! Разве может быть иначе? Я уснул, разморенный дорогой, и мне приснилась эта хрень…

Ну а раз так — во сне я могу всё, правда?

Пистолет на уровень глаз. Волчара стоит напротив проёма — он ни капли не боится, он уверен, что сильнее. Ему достаточно чуть двинуться — и он выковыряет меня из машины. И через другую дверь не сбежишь — стая явно зашла с тыла.

Я спустил курок — раз, другой, третий. Увидел, как фонтаном брызнула кровь из волчьего глаза, зверь рванулся, машина опять пошатнулась… и откуда–то снаружи ударила короткая автоматная очередь, потом ещё и ещё одна, грохнуло что–то, по звуку напоминающее охотничье ружьё.

Закричала Ника, а я успел выстрелить еще несколько раз, пока затвор не встал на задержку…

А потом — то ли через 30 секунд, то ли через час — кто–то стукнул в уцелевшую дверь:

— Живой? Вылезай… Конечная.

Глава 1

— На сегодня маршрут простой, — хлопнул ладонью по столу Большаков. — Два козелка, шесть человек, сопровождение цистерн с Гидростроя. Через час. Потом — на оперативном дежурстве. Первая машина — Семёнов, Лукин, Плотников. Вторая — Королёв, Тищенко, Волк. Старший — Плотников. От смежников — Соколов. Вопросы есть?

Есть. У меня один вопрос — почему все по фамилиям, а я опять кликухой? Сказать «Волков» ненамного сложнее. Неужто до сих пор из–за того оборотня, которого я завалил по чистой случайности, только лишь оттого, что в Женькиной «беретте» последняя пуля оказалась серебряной? Тогда это «Волк» и привязалось, и уж никак не думал, что надолго… Какой из меня, нафиг, волк? Год уже прошёл, а поди ж ты.

Ника, кстати, потом рассказала, откуда взялась серебряная пуля — когда отошла от шока. Оказывается, у Женьки были чуток снесены мозги на мистике — в начале двухтысячных ему кто–то нагадал, что по его могиле пройдёт нечисть, вот он, едва заполучив ствол, и подсуетился — всегда держал последним в магазине патрон с серебряной пулей. Типа, последний шанс.

Самое смешное, что так и случилось. Кто ж знал, что могилой окажется его же машина — причём неизвестно где и неизвестно когда… Впрочем, когда — как раз понятно, тут был тот же самый 2017‑й. А вот где… вопрос отдельный.

— Волк, уснул?

— Нет вопросов, — буркнул я. — Всё слышу, Сан Трофимыч.

— Молодец, — прозвучало как издёвка, кстати. — Всё, оперативка окончена, проверяйте стволы, в оружейку за серебром, принимайте машины в пятом боксе.

Заскрипели отодвигаемые стулья. Комната для оперативок была оборудована в учебном классе местного автопредприятия — как, собственно, и вся база патрульных сил. Удобно, кстати — гаражи, рембаза, все дела, и забором она была обнесена ещё до того, как здесь… грянуло. Сейчас, правда, забор подрос раза этак в два — к тому же база оказалась двумя стенами выходящей на периметр, так что и сторожевые башни добавились.

Старшим сегодня Пашка Плотников — это хорошо. Крепкий, подтянутый мужик за полтинник, бывший погранец–афганец. Из местных, коренных — не из таких, как я, попавших через то, что тут называют «пробоем». Плотников хлебнул жизни полной ложкой, а потому на рожон не лез