— А вы с ними не бегали?

— Да ну, я был положительный, а они — шалопуты какие-то. Сперли у художников репродукцию с плаката Великой Отечественной. Там такой парень-сибиряк со снайперской винтовкой показывает шесть гильз на ладони, а за его спиной шесть березовых крестов с немецкими касками. И подпись такая нетолерантная: «Бей так — что ни патрон, то немец!» Прилепили ее к автобусу с немецкими туристами, которые из Петропавловки возвращались. Ну, скандал, Бульба извинялся. Другой раз их за досками послали на нашей музейной «Шишиге». А им скучно сидеть было. Так сообразили, там в кузове валялся какой-то ватник — грязнее грязи. Весь в мазуте и прочем говнище. А за нашей музейной таратайкой на светофоре встала какая-то расфуфыренная иномарка, «кадиллак». А тогда иномарок в городе можно было по пальцам пересчитать. Вот они в знак пролетарского протеста, когда зажегся зеленый, этот ватник за рукава взяли и на лобовое стекло иномарки кинули. Хорошо лег, плашмя. И рукавами обхватил. Иномарка так тормознула, что задние колеса от асфальта оторвались. Оказалось, американский консул ехал. Когда им на ветровое стекло такое прилетело, чуть от испуга не помер — думал, человека сбили. Потом его водитель двумя пальчиками ватник стянул, а сквозь стекло по-прежнему не видно ни хрена, мазут с грязью остался ровным слоем. Опять скандал, на этот раз — дипломатический, опять Бульба извинялся.

— А Бульба — это кто?

— Директор музея тогда был. Полковник Бульба. Хороший мужик, но что-то ему не везло.

— А что с ним еще такого случилось?

— Собака живот погрызла. Причем он сам же настоял, чтоб собаками усилили охрану Артмузея. Тож инцидент был из ряда вон…

— Да рассказывайте, не тяните!

— Так и не тяну. Он как пришел, так и понеслось. Идет по коридору, а там сотрудницы перед фотографом рассаживаются, групповой снимок делать. И его позвали. Он в цветник этот залез — в Артмузее женщин много — в художественном отделе, экскурсоводы, бухгалтера, причем и молодые. Через пару дней Восьмое марта. В коридоре висит стенгазета на эту тему. В центре тот самый снимок с подписью: «Наши милые женщины». И полковник в цветнике улыбается… Так как-то и шло. Вроде и пустячки, а неприятно. А потом двое сукиных детей — шпана лет по двенадцать — спрятались в экспозиции, дождались окончания работы музея, прохождения патруля, и, побив витрины, потырили кучу всего: автомат немецкий, несколько пистолетов, гранаты холощеные, но с виду-то не скажешь, награды разные. По веревке из окна третьего этажа спустились в парк. Добрались до «Горьковской», а в метро их и повязали. Как раз в тот день начал действовать «комендантский час для детей» — Романов распорядился, что после двадцати двух часов дети без взрослых должны задерживаться милицией и доставляться в отделения. Везли их в грузовичке-фургончике, в «Операции Ы» там как раз в таком Феде на стройку обед с сиреной везут, вместе с какими-то пьянющими «синяками». Мальцы перепугались, и, пока «синяки» дрыхли, им засунули гранаты в карманы, пистолеты, а автомат и остальное высыпали под лавку. Приехали. Открыли менты дверь, говорят: «Выходите!» Дети эти чертовы выпорхнули, а «синяки» проснулись, стали вылезать, да и упал первый-то. И граната покатилась. Менты аж подпрыгнули — брали ханурика пьяного, а у него и граната, оказывается! Заломали руки — пистолет в кармане! Тогда террористов и в помине не было, ну разве что в Москве дашнаки пару взрывов состряпали. Да и то как-то это не прошумело. Другого «синяка» шмонать — еще пистолет! О, банду взяли! «Черная кошка»! А в фургончике автомат, еще пистолеты, ордена на полу. В общем — атас! Потом разобрались. Вот после этого Бульба и выпросил в придачу к милиционерам еще и сторожевых собак, чтоб унюхивали нарушителей. И первым под раздачу попал — засиделся в библиотеке, пошел к себе в кабинет, а тут как раз обход. Ну и покусали его… За живот… Потом, правда, оказалось, что собак правильно ввели, постоянно кто-то прятался, благо есть куда. Но уже старались, чтоб собачки сами по себе не бегали — не ровен час опять директор в библиотеке засидится…

— А что, воровали все время? Даже тогда?

— Конечно! Наган Чапаева — раз пять тырили. Эсэсовский кинжал в пятом зале украли. Но тут нюанс, тогда все находили почему-то и возвращали. При мне было, мужик из закрытой зоны старинную мортиру украл. Красивая такая, бронзовая. Маленькая, кило на сорок весом. А ее еще и отдраили для съемки асидолом, сверкала как золотая. Мужик взял лодку в прокате и по протоке заплыл. Того не учел, что хоть и октябрь был, а солнечный денек удался. Вот по сиянию его и засекли. Подошли к берегу и смотрят, как он внизу веслами ворочает. Он ментов увидал — и раз, мортиру за борт. А она, начищенная, лежит на дне и сияет. Пришлось дураку лезть одетым в холодную воду, доставать. Там глубина с метр где-то была. Вот что мне непонятно — этот, на БТР который, он едет или помер? Мы ж сдохнем так тащиться, а оторваться чревато. Как бы не догнал из своей пулялки, — прерывает не лишенный «интересности» рассказ Семен Семеныч и внимательно смотрит в боковое зеркальце заднего обзора.

— Может, тормознем? Схожу, гляну. Я ему посоветовал зубы полоскать — видно, у него что-то не заладилось.

— Я бы лучше по радио запросил, меньше риска. Ну сгрызет он рацию в крайнем случае — все не те потери. А то мы крематорий проехали с колумбарием… Навевает осторожность… Саша, свяжись с Николаичем, а?

Саша, не кобенясь, берется бубнить в «длинное ухо». Сидим, ждем…

— Кстати о крематории — кто знает, что в трудовой книжке у тех написано, кто непосредственно трупы жжет? — подкидываю я вопросец спутникам.

— Сжигатель жира? И мяса?

— Не, «оператор крем-цеха».

— Серьезно?

— Совершенно. Такой тортик-мастер, знаете…

— Во, жгут так жгут…

Рядом бахает пара выстрелов. Кто-то из наших, звук от ППС уже хорошо знаком. Семен Семеныч смотрит в окно.

— Тетка какая-то загуляла — в ночнушке и босиком…

— Откуда, тут же поля сплошь?

— Поди знай…

Неожиданно, громко взрыкнув движками, подъезжает БТР. Из люка высовывается измученная вспухшая морда.

— Эй, помощник смерти! Можно глотать или надо сплевывать?

С трудом подавив рвущееся с губ: «Ты не девушка, не минет делаешь, чтоб такие вопросы задавать», отвечаю сдержанно, как подобает врачу, говорящему с измученным пациентом:

— Разумеется, можно. Если кофе вкусный.

— Так я микробов наглотаюсь!

— Последние пару дней вы этим и так занимаетесь, так что ничего нового не проглотите. А пить вам надо побольше — интоксикация уменьшится. И полощите не горло, а именно зуб.

— Глумишься? Думаешь, я такой тупой?

— Нет, просто бывали пациенты, которые путали.

А про себя