Четыреста лет Западная Европа была ареной борьбы с колдовством. Смерть собрала обильную жатву. Сколько же ведьм и колдунов было тогда уничтожено? Оценки колебались подобно маятнику. Сенсационные цифры в 5 или даже 9 миллионов погибших (Канторович, 1899 стр. 26) через некоторое время сменились более трезвыми подсчётами. К началу XX века историки сошлись на том, что за период преследования колдовства было уничтожено около 200 тысяч ведьм (Robbins, 1959 стр. 180) — это число тоже огромно, ибо сопоставимо с потерями в крупной войне. Да ведь и была война. Война с дьяволом, которую вели, духовенство и судейское сословие.

Еще в конце XVII века английский публицист Джон Вогстаф писал о преследованиях колдовства: «Без содрогания и ужаса я не могу думать об огромном числе людей разных времен и стран, принесенных в жертву этой безжалостной доктрине. Тысячи, сотни тысяч лишь зарегистрированных смертей, причём многие здесь умерли не простой смертью, но испытав ужасные, исключительные пытки. А как много ещё и тех, кого постигла та же участь, но о ком не сохранилось памятных записей» (1958 стр. 526).

И это действительно так. Многие исторические источники уцелели буквально чудом. Только в одном экземпляре дошла до нас книга Лоэра, бежавшего от судебного террора. Автор приводит жуткую статистику. В немецком городке Рейнбах на 300 семей пришлось 150 заживо сожжённых (1958 стр. 59)! Если бы затерялся и этот последний экземпляр, мы ничего не узнали бы ни о Кристине Бёффген, ни о госпоже Пеллер. Но книге повезло — как и нескольким другим памятникам такого рода. В Британском музее хранится единственный экземпляр памфлета о колдовстве, напечатанного в 1593 году. Это отчёт о казни семьи из трех человек. Есть книга Генриха фон Шультхайса. Её автор, организатор охоты на ведьм, называл пытки богоугодным делом. И снова лишь один оттиск из всего тиража пережил века (1958 стр. 451, 530).

Три упомянутые книги балансировали на грани забвении. Одна ничтожная случайность — и они разделили бы судьбу исчезнувших изданий. (Такие были, сомневаться не приходится.) Крайне тяжёлой утратой считают, например, исчезновение трактата Михеля Стапириуса. Этот смелый человек, пастор из Хиршберга описал двадцать один надуманный процесс над ведьмами. Он лично беседовал перед казнью с женщинами, которые перенесли чудовищные истязания. Несколько маленьких отрывков процитировал Лоэр. Остальное кануло в Лету (Lea, 1939 стр. 728).

Франц Франкен II. Шабаш. X., м. 1607 г. Фрагмент. Такой представлял колдунью немецкий художник XVII века.

До сих пор речь шла только о книгах. А ведь они были выпущены тиражами! Что же говорить об архивных документах, существовавших в единственном экземпляре? В хранилищах хозяйничали крысы. Внесли свой вклад и сотрудники, проводившие порой чистки «ненужных» бумаг. Когда появляется возможность проверки, зияющие пробелы в документации становятся особенно очевидны. Например, в отчётах Верховного суда Шотландии за 1644 год нет никаких бумаг о казни в Лейт-Линксе. Между тем осталось свидетельство очевидца, проезжавшего через это место в том самом году и видевшего девять ведьм, сожжённых одновременно (Robbins, 1959 стр. 179).

Французский судья Реми, отправивший на костёр свыше 900 ведьм, написал о своих «подвигах» трактат. Чтобы работа над рукописью шла успешнее, он, видимо, позаимствовал из архива судебные документы, да так и не удосужился их вернуть. В результате отчёты, относящиеся к периоду с 1581 по 1591 год, утрачены, и от большей части жертв не осталось даже имён. Седьмую часть фамилий Реми использовал на страницах своего трактата. Прочие подсудимые не упомянуты поимённо, и их уделом стало полное забвение (1958 стр. 407).

Помимо человеческой небрежности у архивов был ещё один враг. Пожар, вечный спутник бунтов и войн, то тут, то там охватывал хранилища документов. Горели монастыри, ратуши, дворянские имения. Навсегда исчезали бумаги с записями, делая общую картину всё менее полной. Так огонь, поглотив сотни тысяч женщин, уничтожил потом и саму память о них. Историки не могут учесть события, о которых не сохранилось письменных свидетельств. Многое так и останется «за кадром». Сколько было таких неизвестных нам судов по сравнению с известными? Треть? Половина? Нам не суждено узнать ответ на этот вопрос.

М. Теруэль. Аутодафе. Литография. 1870 г. Фрагмент

Сейчас историческая наука уже не решается утверждать, что 200 тысяч казнённых ведьм — достоверное число. После кропотливой работы в местных архивах всплывают новые, доселе неизвестные сведения, не включавшиеся ранее в подсчёты. Маятник оценки движется в другую сторону, и только профессиональная осторожность мешает историкам прийти к единому мнению.

Ведовские процессы загадочны. Если исключить специалистов, почти все путаются, отвечая на, казалось бы, простой вопрос, а именно: «Кто, кого и когда казнил?» Что касается датировки событий, то тут дружный хор ответит: ведьм сжигали в Средние века. Нетрудно понять, откуда берётся это заблуждение. Люди рассуждают примерно так Тёмное Средневековье — эпоха, когда к доводам разума мало прислушивались. Значит, суеверные расправы свершались именно в тот период. Между тем пик охоты на ведьм пришёлся на просвещённую эпоху Возрождения и более поздние времена вплоть до конца XVII века. Современниками сожжений были Рафаэль и Кеплер, Магеллан и Спиноза.

Портрет Агнес Бернауэр, находящийся в Штраубинге

Второй стереотип гласит, что искоренение колдовства — прерогатива инквизиции, причём особой жестокостью отличались испанские инквизиторы. Реальная история не совсем такова. Особый размах репрессии приняли в XVI и XVII веках, когда инквизиция, образно говоря, почила на лаврах и редко вмешивалась в дела о колдовстве. Массовый террор вместо неё провели гражданские власти: светские суды, городские советы и королевские уполномоченные. Что же касается испанских инквизиторов, то в Европе трудно было найти людей, менее подверженных дикой вере в чародейство. Высшее руководство инквизиции железной рукой давило попытки низшего звена организовать охоту на ведьм. В результате общее число женщин, сожжённых за колдовство, оказалось в Испании по европейским меркам ничтожным.

Однако самый расхожий стереотип касается прежде всего образа осуждённой. Ведьма в массовом сознании это дряхлая трясущаяся старуха, нищая и сварливая. На такое представление работают сказки, которые мы слышим с детства, мультфильмы и киноленты, а также сам наш язык,