После вывода войск Лимонов потерял Бориса Рубцова из виду. Он отлично знал, что Рубцов не будет посещать официальные тусовки по поводу очередной годовщины вывода войск. Вот почему он ни разу не встречал его на таких встречах. Бунтарь по натуре, Рубцов был честным, совестливым и ответственным человеком. Такие на дух не выносят официоза. Именно из-за своего ершистого характера он, храбрый боевой офицер, недавно ставший майором, награжденный орденами и медалями, в период сокращения армии был уволен в запас и не получил продвижения по службе. Не только генерал Лимонов, но и другие командиры сознавали, что именно благодаря таким командирам — способным и принципиальным — наша армия в провальной афганской авантюре сумела сохранить свое лицо, а главное — личный состав. Без таких командиров число наших потерь в этой войне могло составить цифру, втрое превышающую ту, которую называла официальная статистика.
Такие офицеры, как майор Рубцов, нужны были и новой российской армии. Но дело в том, что сама система не терпит таких людей, выталкивает их на периферию, а иногда и просто уничтожает. Системе нужны те, кто приходит выслужиться, а не служить, делать военную карьеру, а не защищать Родину. Поэтому Борис Рубцов и ему подобные оказались не у дел, вышли в отставку и по-разному прожигали свой войсковой талант. Они многое умели, на многое были способны, но так и не смогли устроиться в мирной жизни. Невостребованность привела одних в криминальный мир, других — на задворки общества, третьих — в психолечебницы. И лишь немногие смогли создать свой быт и спокойную семейную жизнь.
Рубцов не подходил ни под одну из перечисленных категорий. Он не стал членом бандитской группировки, не превратился в бомжа и не попал в психбольницу. Но он не наладил свой быт и не обзавелся семьей. Лимонов это хорошо знал, потому что спустя двенадцать лет неожиданно встретил Рубцова на Кавказе, во время чеченских событий. Та встреча была короткой, и Лимонову так и не удалось узнать подробности из жизни Рубцова. Он сделал тогда единственный подходящий вывод, что Комбат превратился в наемника. И, похоже, тогдашнее его предположение теперь подтверждается самым непосредственным образом.
Что Комбат справится с заданием, у Лимонова не было ни тени сомнения. Но у него не выходило из головы, почему Комбат вдруг будет работать на Валдая. Они ведь совершенно разные люди. Какая между ними связь? Неужели Валдай знает о Комбате нечто такое, чего не знает он, генерал юстиции? Памятуя о прошлом Комбата-наемника, Лимонов решил, что нельзя исключать варианта работы за большие деньги. Ведь Костиков, судя по его словам, обещал Валдаю за работу солидную сумму, причем половину этой суммы он уже уплатил.
— Итак, Олег, ты свалил бремя ответственности на криминального авторитета и сейчас отправляешься в Челябинск, где и будешь дожидаться результатов? — после длительной паузы произнес генерал.
Эти слова заставили Костикова поежиться, словно волна лихорадочного озноба прокатилась по телу.
— Видеокассету ты тоже оставил ему, — в том же тоне продолжал Лимонов. — Теперь у тебя на руках не осталось никаких страховок.
— Почему же? В почтовом конверте вместе с кассетой было вот это…
Костиков открыл кейс, вынул и протянул ту самую записку, которая так развеселила Валдая. Лимонов внимательно прочитал записку: «Мудаку, который мнит себя губернатором. Если ты не снимешь свою кандидатуру, еще три подобных сувенира покажут по центральным телеканалам. Доброжелатели».
— Если это не пустые угрозы, то дело может иметь далеко идущие последствия, — заметил Лимонов.
— Знаешь, Валдай сказал мне то же самое — Костиков сообщил это для самоуспокоения. Однако какого-то конкретного практического значения этот вывод ни для него, ни тем более для Лимонова не имел. — Что еще ты можешь сказать о записке?
— Обыкновенный лист бумаги стандартного формата для принтерной печати, — ответил Лимонов.
— Послушай, Вик, — обратился к нему Костиков так, как называл его еще в студенчестве, — а если попробовать проверить листок на отпечатки пальцев?
— Сколько человек держало его в своих руках?
— Кроме нас двоих, только Сазонов и Валдай.
— Сазонов… Это глава твоего избирательного штаба?
— Он самый, — ответил Костиков.
— Надежный человек?
— До сих пор — да.
— Оставь письмо мне, посмотрю, что из него можно выжать, — сказал Лимонов.
Костиков тут же кивнул.
— А конверт? — спросил Лимонов.
— Конверт? Какой конверт? — переспросил Костиков.
— Ты сказал, что послание и кассета были в конверте, не так ли? — сказал Лимонов.
— Ах да, я совершенно забыл, — спохватился Костиков. — Он снова открыл кейс, быстро отыскал объемный конверт желтого цвета и протянул Лимонову. — Возможно, что они находятся не там, откуда был послан конверт, — сказал он, глядя, как Лимонов принялся рассматривать отправительные штемпеля.
— Да, вполне возможно, — согласно кивнул Лимонов и положил конверт туда же, куда и послание.
— Теперь, Вик, ты знаешь причину моего приезда в Москву, — сказал Костиков. — Если из всех моих стараний ничего не выйдет, придется подчиниться и снять свою кандидатуру с выборов.
Лимонов не на шутку заволновался. Тот, кто был знаком с ним близко, знал, что сильное нервное волнение Лимонова выражалось в курении. В спокойной обстановке он почти никогда не курил. Но как только начинал волноваться, тут же брал в руки сигарету. И чем сильнее было волнение, тем чаще он курил. По этой причине в его рабочем кабинете, городской квартире и загородном доме всегда была пачка сигарет. Даже личный водитель, зная подобную черту в характере своего шефа, на всякий случай держал в бардачке служебного автомобиля пачку сигарет.
Удивительно, но при всем своем волнении Лимонов никогда не терял контроль над ситуацией.
— Мы с тобой знаем друг друга тысячу лет, и мое желание помочь тебе совершенно искреннее, — сказал Лимонов. — Жаль, что ты счел приемлемым обратиться не ко мне, а к Валдаю.
— Все, что в моих силах, сделаю, — продолжил он, покачивая желтым почтовым конвертом, в который начал вкладывать записку с угрозами. — Остальное будет зависеть не от меня.
Последнюю фразу Лимонов произнес с загадочной многозначительностью. Трудно было понять, то ли он намекает на Валдая, то ли на Комбата, то ли на самого Костикова.
— Ты о чем? — сбитый с толку мудрым изречением, спросил Костиков.
— О том, что ни моя служебная должность, ни мои личные связи не помогут избежать тебе краха в случае, если Валдай и нанятый им человек провалят дело, — пояснил Лимонов.
Костиков лихорадочно обдумывал создавшееся положение. Возможно, он и в самом деле поступил неосторожно. Еще в первые