…Чувствую, что я задыхаюсь, теряю сознание, падаю на землю. Кто-то поднял и потащил к выходу. Пришел в себя. Мне дали противогаз. Теперь быстро к делу — спасать раненых, что были в госпитале…
Белокурая женщина лет 24-х лежала вверх лицом на полу. Я приподнял ее, но безуспешно. Через пять минут она скончалась. Это врач госпиталя. До последнего своего дыхания она спасала больных и теперь она, этот дорогой человек, удушена.
Мир земной! Родина! Мы не забудем зверства людоедов. Живы будем — отомстим за жизнь удушенных газами.
Требуется вода, чтобы смочить марлю и через воду дышать. Но воды нет ни одной капли».
…Газовая атака гитлеровцев длилась восемь часов. Погибли тысячи советских людей, и когда похоронили бойцов, наступила тишина. Она стояла недолго. Ее нарушил боец Степан Чебаненко. Он подошел к проему, увидел небо и заговорил: «К большевикам и всем народам СССР! Я не большой важности человек. Я только коммунист-большевик и гражданин СССР. И если я умру, то пусть помнят и не забывают наши дети, братья и сестры, что эта смерть была борьбой за коммунизм, за дело рабочих и крестьян. Война жестока и еще не кончилась. А все- таки мы победим».
«Победим» — донеслось до слуха батальонного комиссара Парахина. Он поднялся, отыскал взглядом Ягунова:
— Слышишь, Павел Максимович, по-бе-дим!
— Победим, — повторил Ягунов и заметил стоящего напротив старшего сержанта Бочарова. Он командовал минометчиками и был широко известен в подземелье как мастер огня. Рот у него был завязан мокрой тряпкой. Но все отчетливо услышали, что он сказал:
— Заявление в партию принес, товарищ комиссар.
Парахин вздрогнул. У него на глазах появились слезы, схватил Бочарова, обнял и долго не мог разжать руки…
Вечером во всех подразделениях был зачитан приказ Ягунова. В нем говорилось о немедленном сооружении газоубежищ, о колодце, который намечалось отрыть в глубине катакомб. Приказ кончался словами:
«День и ночь блюсти строжайший революционный порядок, как зеницу ока беречь войсковое товарищество. Ни при каких условиях, даже перед лицом смерти, не помышлять о сдаче в плен. Проявление малодушия командование расценивает как измену Родине и будет карать трусов и паникеров по всей строгости революционных законов советского социалистического государства.
Победа или смерть! Другого выхода у нас нет. Да здравствует наша победа! Да здравствует наша Советская Родина.
Смерть немецким оккупантам!»
* * *
— Николай Васильевич, — капитан Левицкий положил руку на плечо младшему лейтенанту Ромащенко, — теперь мы стали крепче. — Комбат Левицкий только что вернулся из штаба гарнизона, и ему хотелось поделиться последними новостями. — Создан политотдел гарнизона. Строительство газоубежищ идет вовсю…
— Тут же и камней не было, — засомневался Ромащенко: младший лейтенант считал, что он хорошо знает эти катакомбы, бывал в них несколько раз, еще до наступления немцев попал сюда раненым. Потом отправили в Пятигорск. Просился на передовую. Просьбу его удовлетворили. Едва прибыл в резервный полк, как тут же принял взвод и — в бой. Не повезло, опять ранили. Случилось это уже в разгар событий под Керчью. Его доставили в катакомбы. Бродил по ним, изучал подземные ходы. Газовую атаку перенес в госпитальном отсеке. Хотя раны еще как следует не зажили, но он пришел в батальон. Его зачислили в роту капитана Носова. У капитана на груди орден Красного Знамени за бои на озере Хасан. Носов совсем отощал, и ему, Ромащенко, приходится часто подменять ротного. Нет, он хорошо знает катакомбы, откуда тут строительный камень?
Левицкий подал кусочек конины, сказал:
— На, это твоя доля… Пришел к Ягунову партизан, говорит: я, товарищ командир, и есть Данченко, тот самый, которого вы приказали найти. Сам я не слышал, но мне рассказал об этом Николай Ефремов, порученец Ягунова. Этот Данченко — старый каменотес. Он показал склады готовых камней. Вот и пошла работа, несколько газоубежищ уже готовы, — Левицкий помолчал, потом с облегчением произнес — Данченко показал командованию два тайных выхода из катакомб. Теперь фрицам не будет покоя.
…Несколько дней прорывали подземный ход к колодцу, находившемуся на поверхности, в нескольких десятках метров от центрального входа. Полковник Верушкин Федор Алексеевич, заместитель Ягунова, лежал в госпитале. Когда узнал об этом, поднялся, пришел помочь землекопам. Служил он в Красной Армии со дня ее рождения, окончил Военную академию химической защиты, участвовал в войне против белофиннов, был награжден орденом Красной Звезды.
Он взял лопату и спустился в штольню. Но его помощь и советы уже не потребовались…
В то время, как под землей шла работа по прокладке скрытого подхода к кольцу, старший сержант Женя Бочаров пробрался к колодцу. Немцы вели огонь, и он не мог сразу посмотреть, есть ли в колодце вода. Укрывшись в воронке, Бочаров лежал неподвижно долгие часы. Но вот вражеский огонь прекратился, и тут вдруг к колодцу подбежал гитлеровец. Это был громадного роста ефрейтор, с железным крестом на груди. В короткой схватке Бочаров скрутил немца, связал его веревкой — и мигом к колодцу. И на мгновение оцепенел: колодец был завален трупами…
Бочаров привел пленного в штаб. Гитлеровца допрашивал Ягунов, он отлично знал немецкий язык. Здесь же были Парахин, начальник разведки старший лейтенант Бармет, начальник штаба Сидоров. После допроса пленного лейтенант Ефремов спросил у Ягунова:
— Павел Максимович, что же он показал?
— Нам надо переходить от обороны к наступлению. Враг нас боится. И знаешь что, Коля, мы тут не одни, где-то рядом действует еще подземный гарнизон советских войск. Воду добудем и начнем громить фашистов.
Парахин горячо поддержал Ягунова.
…Колодец рыли четырнадцать дней. Его рыли в самом глубоком отсеке: здесь толщина потолка достигала свыше 25 метров, и гитлеровцы не могли подслушать шум. Землю резали лопатами, долбили кирками, рвали взрывчаткой и связками гранат, сантиметр за сантиметром… Наконец, в двенадцатиметровой глубине блеснула живая вода. Очень подвижный и никогда не унывавший старший лейтенант Бармет вдруг обмяк, упал на мокрую землю и, загребая ее под себя руками, заплакал:
— Вода, вода, товарищи!
* * *
Полковник Ягунов читает приказ на штурм поселка Аджим-Ушкай. Приказ разработал начальник штаба Сидоров. В нем ставятся задачи каждому батальону, каждой роте, взводу, отдельным разведчикам. Слушает весь командный состав. Слушает его и лейтенант Ефремов, но он… не видит людей. На глазах у него повязка. Он ее носит уже десять дней… Это случилось у Царского кургана. Ефремов и Женя Бочаров ночью проникли в расположение врага, изучали оборону противника, подходы к ней со стороны Керчи, расположение складов бомб, которыми гитлеровцы производят взрывы