— Здравствуй, Кохт, — желчно поздоровался в ответ Маро.
— Тебя что-то смущает? — поинтересовался Кохт, странно дернув головой. — Лелеешь мысль о чрезмерности нашей сделки?
— Солдаты! — властно крикнул Маро, показав на свободное место на холме, очищенное от кустов и веток еще днем.
Солдаты тотчас начали вываливать из повозок небольшие клетки. В каждой из них находилось по обессиленному мужчине или такой же оголенной женщине. Они беспомощно разевали рты и умоляюще смотрели на Маро. Затем клетки стали поочередно открывать, а их пленников — привязывать к кольям в земле.
— Кто это? — лукаво полюбопытствовал Кохт.
— К чему это плутовство? — поморщился Маро. — Сам знаешь: это — исчезнувшие колонисты.
Гаррисон ободряюще сжал плечо Маро и почтительно поклонился Кохту. Кохт проигнорировал поклон капеллана и со стрекотом втянул воздух.
— Да, это твои люди, — заявил Кохт через мгновение. — Почему они безмолвны?
— А ты что, хотел, чтобы они тебе напоследок спели? — мрачно улыбнулся Маро. — Мне вот их вопли были ни к чему. — И он с тихим свистом провел саблей у своего рта.
— Понимаю, — проникновенно произнес Кохт. — А теперь — вкусите!
Кохт откинул плащ и швырнул из-под него к ногам Маро и его людей комья чего-то светящегося. Это были кусочки мяса, напоминавшие своим желтовато-тошнотворным сиянием слипшихся светлячков. В ноздри Маро ударил медово-приторный аромат, и он узнал в этих комках то, что он так усердно скармливал привезенным пленникам последние две недели.
«Плоть Кохта, — с отвращением подумал Маро. — Небось со срамных мест для нас нарвал!»
— Я… я не буду это есть… — вдруг испуганно пролепетал один из солдат. — Я… П-прости, сэр, но я…
Маро с понимающей улыбкой подошел к нему, подобрал комок мяса и мягко засунул его растерявшемуся солдату прямо в рот. Выпучив глаза, солдат попытался было сопротивляться, но Маро воспользовался эфесом сабли — чтобы вдавить комок мяса еще глубже. Солдат упал и, скрипя осколками зубов, начал медленно пережевывать плоть Кохта.
— А теперь остальные! Живо! — озлобленно скомандовал Маро и, взяв себе один из комков, вернулся к Кохту.
Солдаты переглянулись — и с отвращением на лицах выполнили приказ. Между тем к упавшему солдату приблизился Гаррисон и бережно вытер его лицо платком. После этого Гаррисон распрямился и с наслаждением попробовал брошенное Кохтом мясо.
Смерив подчиненных требовательным взглядом, Маро стойко проглотил свою порцию. Плоть Кохта оказалась слегка солоноватой, и Маро от нее сразу же затошнило.
— Преклонитесь же и признайте меня — как вашего единственного властителя и хозяина! — непреклонно потребовал Кохт.
— А вот я хочу еще разок услышать, что мы получим, — прервал его Маро, подавляя усилием воли бунт в желудке. — Видишь ли, хочу вновь попытаться понять, как это будет работать!
— За мое возвышение над вами и вашей службой на меня после смерти вы получите покровительство — на божественном уровне, — мягко прощелкал Кохт в ответ.
— Но ты не пахнешь фимиамом и не взираешь с небес на твои дома, где по воскресеньям лапают прихожанок! — цинично возразил Маро. — Значит, ты не Бог!
— Истинно так, человек по имени Даллас, — благосклонно согласился Кохт. — Но отныне я ваш единственный небожитель, перед которым вы будете склоняться. Ваши краткие жизни, переменчивая удача, чудачества и даже ваши томящиеся в водовороте годов потомки — всё впредь в моей воле и в моей власти.
Устав спорить, Маро всё-таки встал на колени. Его примеру незамедлительно последовали Гаррисон и солдаты. Кохт подался вперед и пошел в сторону капитана. Маро почувствовал наркотическое действие съеденной плоти Кохта.
Когда Кохт навис над ним, Маро неохотно отложил саблю и против воли зажмурился. Вдруг его правую руку пронзило болезненным жжением. Маро вскинул голову, чтобы дерзко взглянуть на Кохта, но с облегчением обнаружил, что Кохт уже подходил к Гаррисону. Поднеся щипавшую руку к лицу, Маро с изумлением обнаружил на ней ожог, похожий на родимое пятно.
— Метка… — раздраженно прошептал Маро, поднимаясь с саблей с колен. — Видимо, и нам для тебя надо было кое-что захватить — раскаленное клеймо для скота! Что теперь?
— А теперь — убей своих соплеменников, напитанных моей плотью, — равнодушно повелел Кохт, продолжая обходить остальных.
— А разве ты сам не способен на такую малость? — желчно осведомился Маро, показав жестом, чтобы свободные солдаты приготовили оружие.
— Такова моя воля и таковы обычаи моего мира, — глубокомысленно изрек Кохт, возвращаясь на свое место. — Всё имеет свое значение — даже мое имя.
— Даже твое имя? — подозрительно переспросил Маро. — И что же оно значит, черт побери?
— Мое имя значит — желудок, — со вкусом ответил Кохт и напомнил: — Я жду, человек по имени Даллас.
Маро хладнокровно взмахнул рукой — и солдаты молча перебили мычавших пленников.
— Сделка заключена! — торжественно объявил Кохт и довольно поежился.
Маро отстраненно взглянул на убитых:
— Это станет началом новой эпохи…
— Да будет так, человек, — согласно прощелкал Кохт. — А теперь я должен забрать причитающееся мне — моих первых слуг. Иди и не забывай благодарить меня. И помни: отныне и всегда — я рядом!
Маро кивнул солдатам, и они все вместе, забрав повозки, стали медленно спускаться с холма, стараясь при этом не оглядываться и не бежать. Вскоре им вслед донеслись противные звуки треска, словно где-то поблизости пума разрывала тугие барабаны — набитые мясом… Одновременно с этим на черные верхушки деревьев лег голубоватый свет, шедший с вершины холма.
— Viva Америка, — с благоговением пробормотал Гаррисон и отшвырнул молитвенник.
— Продано, — одержимо отозвался Маро.
Маро почувствовал, что эта ночь навсегда изменила не только его самого, но и весь мир. Он вдруг ясно осознал, что отныне всем им и всему его роду уготованы лучшие места в амфитеатре жизни, тогда как за каждое из этих мест суждено расплачиваться кому-то другому — своими исковерканными судьбами, своими разрушенными домами, своим украденным благополучием…
— Продано! — крикнул во весь голос Маро и исступленно рассмеялся.
И его крик, напоенный жгучим безумием, рваным эхом разлетелся по ночному лесу, суля миру грядущее, полное войн, лжи и разочарований.
Глава 1
Финал одной старой американской индейки
— Боже, ну и жара! Ну и влажность! И это в середине сентября-то? — поморщился я, продолжая управлять арендованным внедорожником. — Просто невероятно: на Филиппинах каждый месяц под тридцать градусов! Что скажешь, а, Бен?
Сидевший на соседнем сиденье Бен, семидесятилетний мужчина, приходившийся мне родным дядей по материнской линии, снял цветную панамку и с удовольствием высунул в окно голову. Влажный ветер тут же сдул с его загорелой лысины капельки пота, а филиппинское солнце ярко от нее отразилось.
— А что тут скажешь, Алекс? — пожал плечами Бен. — Жарко — как в духовке.
— Я не Алекс, — возразил я по привычке. — Я — Алексей. Леха я. За два года можно было бы уже и запомнить.
— Л-оха, — с трудом произнес Бен, снова надевая панамку.
— Сам ты «лоха»! — рассмеялся я